столько сил и столько лет! Ничего, придет время, и она пожалеет о своем поведении, но будет поздно.
Так и случилось, через много лет Виктория просила прощения у умирающей матери, но герцогиня отбросила ее руку своей слабеющей рукой, не простив.
Потом они разрезали огромнейший свадебный торт в Букингемском дворце, выслушивали поздравления, прощались и уехали в Виндзор, чтобы провести там медовые… три дня.
Путь был долгим, хотя расстояние небольшое. Карета снова с трудом передвигалась по запруженным народом улицам под восторженные крики толпы. Ликующая публика, желающая им счастья… море цветов, несмотря на февраль, радостные улыбки, веселые, немало выпившие за здоровье и счастье молодоженов англичане…
Виктория смотрела на мужа счастливыми блестящими глазами. Она словно дарила ему не только себя, но и вот этот восторженно ревущий Лондон. От блеска глаза становились еще больше, Виктория немыслимо похорошела, к тому же перехлестывавшее через край ее счастье заразило и его. Можно быть счастливым, сделав счастливой жену, решил принц. Ее любви хватит на двоих, а верным и ласковым мужем я буду.
Он действительно стал добрым и ласковым мужем, ее любви действительно хватило на двоих, но не все оказалось так просто.
Супруг королевы и только
Альберт лежал, слушая мерное, спокойное дыхание жены рядом, и размышлял, что было не совсем подходящим занятием для молодожена в первую брачную ночь.
Принцу не хотелось задумываться над тем, счастлив ли он, какая разница, он уже стал мужем вот этой очаровательной женщины и должен сделать все, чтобы она была счастлива. Виктория принесла ему в подарок так много – свою любовь, какое-то безумное обожание, свое положение… нет, ей не пришлось этим положением жертвовать, но королева вышла замуж за принца, у которого надежды занять даже скромный отцовский престол Кобурга не было. Виктория была так счастлива тем, что англичане тепло приветствовали его – немецкого принца – как ее супруга.
Казалось, все так хорошо складывалось, почему же неспокойно на сердце?
Альберт попытался вспомнить, когда появилось это ощущение. Привыкший, что все в жизни размеренно и понятно, он терпеть не мог неясности и вот такого беспокойства, причину которого он не знал и потому не знал, какие меры нужно принять.
Принц вспоминал весь день. Нет, ничего такого, что могло бы вызвать волнение… И вдруг как зацепка всплыли вскользь брошенные Викторией слова ее дорогой баронессе Лецен:
– Три дня это совсем недолго…
О чем они говорили? Альберт вспомнил, что речь шла о разлуке. Виктория разлучалась с баронессой на три дня? Но что это значит, что Лецен приедет в Виндзорский замок и испортит им все уединение? Вот уж чего совсем не хотелось. Нет, не видеть баронессу Лецен, хотя и это тоже. Не хотелось видеть совсем никого.
Они с Викторией, по сути, еще были чужими людьми, несколько даже задушевных бесед и одна- единственная ночь не могли должным образом сделать их родными. Альберт согласился бы с этим, не будь Виктория влюблена в него, он знал, что многие супруги в династических браках вообще не спят друг с дружкой, а лишь посещают спальню для продолжения рода. Но ведь они договорились, что будут спать вместе. Пока это возможно, у них будет общая спальня, общая постель… Виктория шептала об этом половину ночи, твердя, что ей бы так хотелось каждый вечер вдыхать запах его кожи и каждое утро знать, что он рядом.
Все понятно, она просто не надеялась, что все пройдет так хорошо, а потому на всякий случай попросила свою наставницу приехать в замок, чтобы посоветоваться. Принц улыбнулся, Виктория должна быть довольна, ей незачем просить совета у старой баронессы.
Найдя причину беспокойства и разрешив для себя вопрос, он повернулся к жене и нежно обнял ее, прижимая к себе. Та подчинилась, забормотав во сне что-то ласковое.
Альберт уже знал, что скажет в конце медового месяца брату Эрнсту: оказывается, можно быть счастливым, когда любят тебя. Сильная любовь рождает любовь ответную, в этом теперь принц не сомневался. Ему хотелось ласкать, лелеять молодую женщину, лежавшую в его объятьях.
Все в один голос твердили, что она излишне полная. Он и сам так думал, но Виктория сильно похудела от переживаний… Конечно, до нормального веса еще далеко, но ничего, все впереди, они будут совершать долгие пешие прогулки, регулярно и правильно питаться, спать не в первой половине дня, а ночью (или наоборот не спать…).
Бедная его девочка… ему хотелось называть ее именно так, для него Виктория не королева, а маленькая девочка, которую нужно защищать от жизненных невзгод и от противных политиков. Теперь у королевы есть супруг, который возьмет на себя часть ее забот, освободит от части неприятных встреч и обязанностей, конечно, не сразу, некоторое время придется вникать, но он будет стараться.
Альберту так хотелось действительно облегчить жизнь Виктории, чтобы у нее не было повода злиться и срываться, как бывало раньше. Ему рассказывали, что у королевы взрывной и довольно трудный характер, но теперь он понимал, что это было, когда она была одинока. Отныне все изменится…
Принц еще долго размышлял, как он станет для Виктории второй половинкой, надежной, способной поддержать, подставить плечо, взять на себя львиную долю забот и обязанностей. Конечно, ему вовсе не хотелось, никогда не хотелось спорить в парламенте, подписывать какие-то бумаги, вообще заниматься политикой, но ради дорогой жены он готов был даже на это.
Наконец, сон сморил и молодого супруга.
Утром первой проснулась Виктория, потому что затекла неловко подвернутая рука. Она привыкла, что широкая кровать принадлежит ей и только ей, и наличие рядом какого-то препятствия сначала изумило. Но женщина тут же вспомнила, что спит в объятиях любимого мужчины, и тихонько засмеялась.
Альберт немедленно открыл глаза, едва не вскочив по привычке. Поняв, как выглядел бы, сделав это, он тоже рассмеялся. Они лежали, глядя друг на дружку и смеялись, как дети.
Ах как он хорош даже без мундира, как вкусно пахнет, какие сильные у него руки…
У Виктории некрасивые десны, которые открываются при улыбке, а тем более при смехе… ну и что, зато какой у нее смех!
Альберт притянул жену к себе, ласково целуя ее распущенные волосы. Конечно, в чепце было бы лучше, но эти чепцы превращают в старух даже вот таких молодых женщин. Ей не нужен чепец, принц поцеловал жену в голову, совсем не нужен. Может, и рубашка тоже? Да, без рубашки куда лучше… И пахла Виктория очень приятно, смесью каких-то цветов, он даже не понял каких… потом надо будет спросить… потом… все потом…
Уже было совсем светло, когда они все же оторвались друг от дружки и просто лежали в обнимку. Виктория провела пальчиками по его щеке и подбородку. Альберту показалось, что она намекает на щетину.
– Да, не мешало бы побриться…
– Ты бреешься сам?
– Конечно, или ты хочешь, чтобы я пригласил прямо сюда брадобрея?
Они снова смеялись… А потом Виктория действительно наблюдала, как он бреется в ванной, а Альберт очень боялся, что рука дрогнет и останется порез, который придется залепить. Но попросить ее, чтобы не смотрела так пристально, не мог.
Это был счастливый, очень счастливый день. Вернее, полдня. Они завтракали, и он снова поражался, как в такую маленькую женщину столько входит, и даже укоризненно покачал головой, когда она проглотила кусок, почти не прожевав. Виктория рассмеялась, сказав, что за это ругают и ругали все, даже сестра Феодора, но отучиться никак не получается. Он чуть улыбнулся, подумав, что научит…
Потом они гуляли на террасе, потом она писала письма в гостиной, а он делал вид, что изучает альбом по искусству, а на самом деле наблюдал за тем, как она морщить лобик, как время от времени покусывает пухлую губку хищными зубками, видно досадуя, что не удается подобрать нужное слово…
Это было счастье, настоящее счастье, принца переполняла любовь к жене, и все сомнения о будущем просто куда-то исчезли, растворились в этом мирном существовании вдвоем.
Поэтому он не сразу поверил, когда Виктория вдруг объявила, что предстоит ужин на
