Командир говорил спокойно и четко, но быстрее, чем обычно.
– Всем навалиться на переборки, – крикнул инженер-механик.
Но от этого нос лодки не накренился, и тогда он дал новую команду:
– Всем бежать в передний отсек.
Люди со всех ног рванули в передний отсек. Нос ушел вниз, словно свинцовое грузило.
– Корма на поверхности, – сказал командир. Его голос прозвучал с легкой хрипотцой. Он стоял в рубке, глядя в перископ. Подводники не видели его лица и могли судить о том, что он думает, только по голосу. Манера говорить у Лютке обычно не отличалась особой выразительностью, но сейчас моряки сразу же поняли, что надо делать.
– Всем вернуться на свои боевые посты! – крикнул инженер.
Лодка сохраняла дифферент на нос. Подводники оскальзывались на палубе и не сразу смогли добежать до своих боевых постов на корме.
– Вы знаете, что происходит, когда из аккумуляторов вытекает электролит? – спросил командир инженера-механика. Ему, по-видимому, доставляло удовольствие тыкать инженера в его ошибки. Лютке спустился в центральный пост и стоял теперь позади него. Держась левой рукой за трос перископа, он поставил ногу на ящик, на котором сидел инженер.
Лодка погрузилась. Моряки слышали, как приближается эсминец. Он шел очень быстро. Шум его винтов то возрастал, то затихал, напоминая звук неровно работающей мощной дрели. Когда эсминец оказался прямо над подлодкой, все подняли головы вверх и начали считать. Глубинная бомба падает со скоростью 4 метра в секунду…
Бах! Бах! Бах!
Лампочки разбились, наступила полная темнота. Люди ощущали, как дрожит корпус лодки, – их даже затошнило от страха. Их охватил такой ужас, что они потеряли способность соображать.
– Медленно погружайтесь на глубину 120 метров, – услыхал Тайхман голос командира. Он прозвучал холодно и равнодушно, чувствовалось, что командир сохранил полное самообладание. Тайхман испытал восхищение. Он знал, что, если страх овладеет и капитан-лейтенантом, им всем конец.
Командир включил свой фонарь и направил его свет на указатель глубины. Он показывал 80 метров.
– Разрешите включить помпу, господин капитан-лейтенант, – произнес старший инженер-механик.
– Включайте, – разрешил командир.
– Включить главную осушительную помпу, – сказал Винклер помощнику.
Чей-то голос требовал новых пробок. Горизонтальными рулями управляли вручную.
– Помпа включена, – послышался голос.
Включился аварийный свет над картами. Помощник механика вкрутил новую лампочку. Она оказалась маломощной и светила тускло. Люди на помпе, позади гирокомпаса, работали молча, двигаясь в полумраке, словно тени. Помпа издавала легкое шипение.
Когда глубиномер показал 100 метров, инженер-механик выровнял лодку. Но она была слишком тяжелой и продолжала погружаться.
Эсминец снова приблизился.
– Определите пеленг, – велел командир.
– Пеленг три-три-ноль, – доложил акустик.
– Право руля, курс шесть-ноль, – крикнул командир из рубки. Рулевой повторил команду, но его голос прозвучал так, словно у него был жар. В центральном посту слышалось его тяжелое дыхание.
Стрелка глубиномера остановилась на отметке 120 метров. Неожиданно она дернулась – четыре раза.
– Машинное отделение заливает вода! – крикнул машинист.
Рядом с лодкой взорвались четыре глубинные бомбы. Из-за них корма осела, а корпус лодки изогнулся, словно лук. Раздался оглушительный грохот.
– Винклер, идите на корму и посмотрите, что там стряслось, – распорядился командир. – Я подержу за вас колесо.
– Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.
Горел только фонарь командира. Аварийная лампочка над картами разбилась. Помпа заглохла. Помощник инженера в темноте пытался ее починить.
Инженер-механик вернулся в центральный пост.
– Течет индукционный клапан, господин капитан-лейтенант. Так, тоненькая струйка. Починим без проблем.
– Пришлите ко мне машиниста.
Приказ был передан в машинное отделение.
Моторист, запыхавшись, вбежал в центральный пост.
– Мы не можем больше погружаться, господин капитан-лейтенант..
– Вы кто?
– Что?
– Я спрашиваю вашу фамилию. У вас что, уши забило грязью?
– Машинист первого класса Хюблер явился по вашему приказанию, господин капитан-лейтенант.
– Это уже лучше, правда?
– Так точно, господин капитан-лейтенант.
– Если еще раз передадите ложную информацию, пойдете под трибунал.
– Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.
– Я сам буду судить вас, прямо на лодке. А через полчаса после этого отправитесь кормить рыб.
– Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.
– Почему вы крикнули, что машинное отделение заливает водой? Надо было сообщить, что индукционный клапан дал небольшую течь, вот и все. Понятно?
– Так точно, господин капитан-лейтенант.
– Нельзя же, увидев течь, кричать о водопаде!
– Так точно, господин капитан-лейтенант.
– А теперь возвращайтесь в машинное отделение и ликвидируйте течь.
– Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.
По пути назад моторист поскользнулся на осколках стекла и ударился головой о дверь отсека.
– Черт побери, – выругался он себе под нос.
Акустики доложили, что эсминец остановился.
– Я требую тишины, – заявил командир. – Свободные от вахты, укладывайтесь на койки и лежите.
Он велел заглушить левый электромотор, а правому дать средний ход.
Но тут в офицерском кубрике застонал Мюллер. Было слышно, как в кормовом отсеке лихорадочно, но очень тихо работали машинисты. Потом на пол упал гаечный ключ.
– Вот жопы, – пробормотал инженер-механик. Его нервы были взвинчены до предела.
– Винклер! – произнес командир. – Следите за своей речью!
– Прошу прощения, господин капитан-лейтенант. Случайно вырвалось.
– Это называется lapsus linguae[8], старина Винклер, – вмешался старпом, – с каждым может случиться.
Эти латинские слова на дне моря, в ситуации между жизнью и смертью, прозвучали странно успокаивающе. Тайхман почувствовал, что восхищается мужеством старпома более, чем когда-либо прежде.
Стрелка глубиномера показывала 116 метров. Оба носовых горизонтальных руля были поставлены на полный подъем. Подлодка погружалась медленнее, чем раньше, но все-таки погружалась. «Если не починят главную помпу, то нам конец», – подумал Тайхман.
Тук.
Подводники вздрогнули, словно их ударили хлыстом в лицо.
И снова – тук.
Все умолкли. Тайхман слышал дыхание своих товарищей.
