Он так давно не находил времени побыть с нею наедине. По вечерам он являлся домой совершенно измученный, а утром вскакивал еще до рассвета, чтобы сразу умчаться обратно на свой корабль. Поэтому сегодня, когда он позволил себе немного поваляться в постели, Кефрия сразу затаила надежду, что настроение супруга меняется к лучшему. Когда же он сообщил, что нынче они вместе позавтракают — надежда переросла почти что в уверенность. Но… когда они наконец заговорили об Уинтроу, она тотчас распознала в его голосе такие знакомые нотки. И поняла, что спорить бесполезно. Если она хотела мира в семье, с надеждами следовало распроститься.

Вот уже две недели прошло с того дня, когда Кайл, влепив сыну затрещину, отослал его на корабль. И за все это время он ни разу не заговорил об Уинтроу первым. А когда Кефрия принималась расспрашивать — отвечал односложно. Она чувствовала себя почти так же, как когда-то, в первые дни после его отбытия в монастырь. Не имея представления о том, что с ним сталось, она даже поволноваться за него как следует не могла, ибо не знала, о чем следует беспокоиться. Ей просто мерещились неведомые опасности, расплывчатые, безымянные и оттого еще более страшные. Мерещились все время, пока ее ум не оказывался занят чем-либо иным: Кефрия переживала то за мать, молча несшую свое горе, то за Альтию, пропавшую неизвестно куда. Что ж, ей оставалось утешаться хоть тем, что на сей раз она доподлинно знала, где находится Уинтроу. И потом, Кайл был ему все же отцом. Уж он не допустит, чтобы с мальчиком произошло какое-либо несчастье. И не утаит от нее, если в самом деле будет о чем беспокоиться. Кому, как не отцу, лучше всех знать, как следует поступать с сыном?… Да и твердая рука все же великое дело и иногда ой как требуется! В конце концов, что она, Кефрия, могла понимать в воспитании подрастающих мальчиков?…

Она глубоко вздохнула, силясь привести нервы в порядок, и перешла к следующей теме:

— А… приходила ли Альтия к кораблю?

Кайл сдвинул брови.

— Ни разу с того дня, когда ее прогнал прочь этот идиот Торк. Я же распорядился только на борт ее не пускать, но с причала гонять ее не приказывал. Жалко, что у недоумка не хватило соображения позвать меня, когда она появилась. Уж я бы силком оттащил ее туда, где она должна находиться — домой!

Было вполне очевидно, что мнением самой Альтии по данному вопросу он интересовался в самую последнюю очередь. Если интересовался вообще.

В комнате никого не было, только горничная прислуживавшая за столом, но Кефрия невольно понизила голос:

— Представь, она даже не зашла навестить маму. Я знаю, я спрашивала. Она вообще дома не появлялась! Кайл, как ты думаешь, где она может сейчас быть? Мне уже кошмары по ночам снятся. Что если ее убили? Или… похуже что сделали? А сегодня ночью мне знаешь какая мысль пришла? А вдруг она… как-нибудь тайно пробралась на Проказницу? У нее всегда была такая прочная связь с кораблем… И у нее достанет упрямства проникнуть на борт, где-нибудь спрятаться и тихо сидеть, пока вы не уйдете далеко в море и возвращаться станет слишком хлопотно, и…

— На корабле ее нет. — Тон, которым произнес это Кайл, однозначно свидетельствовал о его отношении к женским глупостям. — Скорее всего, она прячется где- нибудь в городе. Кончатся денежки — и заявится домой как миленькая… Так вот, когда это произойдет, я хочу, чтобы ты была с ней построже. Никаких чтобы мне ахов, охов и рассказов о том, как вы за нее волновались. Не квохчи, как курица. И с бранью на нее не налетай, она ее пропустит мимо ушей. Просто прояви твердость. Держи ее без гроша, пока не начнет вести себя как положено. Да и потом вожжи не очень-то распускай! — Он дотянулся через стол и ласково взял руку жены, что плохо вязалось с его жесткими речами: — Могу я довериться тебе в этом, дорогая? Ты ведь сделаешь это? Для ее же блага, так?

— Ну… — замялась Кефрия. — Это будет не особенно просто… Альтия привыкла добиваться своего. И потом, наша мама…

— Я знаю. Твоя мать сейчас сомневается в правильности решений, которые недавно приняла. Поэтому в нашем деле она очень скверный советчик. Она только что потеряла мужа и боится лишиться еще и дочери. Но она вернее всего потеряет Альтию именно в том случае, если начнет потакать ее диким выходкам. Если же она хочет, чтобы у нее были по-прежнему две дочери, пусть вынудит ее вернуться домой и начать жить как подобает. Я, впрочем, догадываюсь, что твоя мать сейчас несколько иначе смотрит на вещи… И тем не менее, дай ей какое-то время, Кефрия. Если уж на то пошло, дай время им обоим. Обожди немного, и они еще увидят нашу правоту, еще придут нас же с тобой благодарить. Э… что там еще?

Кайл и Кефрия оглянулись на стук в дверь. Из-за угла выглянула Малта.

— Можно войти? — осведомилась она боязливо.

— У нас с твоей матерью важный разговор, — непререкаемо заявил Кайл. По его мнению, на этом вопрос был исчерпан, и, более не глядя на дочь, он снова повернулся к жене. — Я, знаешь ли, тут выкроил время просмотреть счета и бумаги, касающиеся наших владений на севере. Арендаторы фермы в Инглби, оказывается, последние три года не выплачивали полную ренту. Надо их выселить. Или ферму продать. Одно из двух.

Кефрия взяла свою чашку и сжала ее покрепче обеими руками. Когда ей приходилось противиться мужу, она всякий раз ужасно нервничала, и порою от этого у нее начинали дрожать руки. Она знала, что Кайл страшно этого не любил.

— Ферма в Инглби, — сказала она, — принадлежит маме. Это была часть ее приданого при замужестве. А живет там ее бывшая нянька с мужем. Оба они уже совсем старенькие. Мама всегда говорила Тэтне, что непременно о ней позаботится, так что…

Кайл так стукнул чашкой о блюдце, что чай выплеснулся на белую скатерть. И сердито, раздосадованно вздохнул.

— Вот такого рода рассуждения нас и пустят когда-нибудь по миру. Нет, Кефрия, я не против благотворительности. И я всей душой за то, чтобы хранить верность прежним друзьям. Но если твоей матери так уж приспичило позаботиться о чете старых развалин, пусть бы перевезла их сюда, разместила во флигеле, где живут слуги, и заняла каким-нибудь делом, с которым они еще способны справляться Им тут и удобней было бы, и пользу какую-никакую бы приносили. Но целую ферму им отдавать? Чтобы я понимал…

— Тэтна выросла в Инглби… — начала было Кефрия. Но тут же осеклась, испуганно ахнув: мозолистая ладонь Кайла с силой опустилась на столешницу.

— А я, — сказал он, — вырос во Фроммерсе, но там никто не подарит мне дома, когда я состарюсь и разорюсь оттого, что хозяйство как следует вести не умел! Вот что, Кефрия. Помолчи чуток и дай мне закончить то, что я тебе пытаюсь сказать. Мне отлично известно, что ферма принадлежит твоей матери. Мне известно и то, что у тебя нет права напрямую распоряжаться ее собственностью. Я просто хочу, чтобы ты передала ей мой совет. И предупредила, что деньги из наследства твоего отца на поддержание этой фермы тратиться больше не будут. Никакого больше дармового ремонта и всякого такого прочего. Если они там не могут сами себя обеспечивать, пускай все так и приходит в негодность. Ее воля. Но деньги на ветер бросать мы больше не будем. Вот и все, что я собирался сказать. — Тут он неожиданно повернулся на стуле, и его палец изобличающе указал в сторону двери: — Теперь ты, Малта. Ты что, подслушивать взялась за старшими? Если ты желаешь поступать, точно пронырливая девочка-служанка, я тебя быстренько и работать вместе со слугами приставлю…

Малта вновь высунулась из-за угла, за которым стояла. Вид у нее был в достаточной мере напуганный:

— Прости, прости, папочка. Я просто хотела дождаться, пока вы с мамой кончите говорить. Мне надо тебе что-то сказать…

Кайл испустил страдальческий вздох. И скосил глаза на жену:

— Когда наконец дети будут приучены не перебивать взрослых, Кефрия?… Ладно, Малта, входи. Я вижу, ты все равно неспособна ждать вежливо и с терпением. Ну, что