чуть помедлил с ответом?…

— В городе относятся к нашему делу… скажем так — отчасти неодобрительно. Старинным семействам очень не по ноздре, что кто-то со стороны, не из их числа, собирается завладеть живым кораблем. Если бы только они прослышали о твоей заинтересованности… Прямо тебе скажу: мне уже намекали, и притом очень прозрачно, чтобы я от этого корабля держался подальше. А когда я спрашивал почему, — отделывались лживыми отговорками. Они утверждают, будто только торговец из старинного семейства, и более никто, может обладать живым кораблем. Опять спрашиваешь почему, и они нагромождают новые увертки, одна другой лживее. Это-де противоречит всем их традициям. И больше никаких объяснений. А на самом деле все ой как непросто! Я ни о чем таком не подозревал, когда только взялся в этом деле посредничать… Ага! Вот мы и пришли! Видишь? Даже сейчас, когда он полуразрушен, заметно, насколько великолепен он некогда был…

Пока Мингслей держал свою речь, голоса придвинулись к Совершенному почти вплотную. Его успели одолеть самые черные подозрения, но, тем не менее, его голос прогудел зычно и грозно:

— «Великолепен»? В прошлый раз, помнится, ты меня жутким уродом назвал!

И, к своему немалому удовлетворению, услышал, как ахнули оба.

Потом Мингслей принялся болтать, только голос был почему-то не особенно тверд:

— Этого только следовало ожидать. Живой корабль, он, как ни крути, — живой…

Металл звякнул о металл, и Совершенный сообразил, что с фонаря сдвигают колпачок, дабы он ярче светил. Запах раскаленного масла сделался гуще. Совершенный беспокойно задвигался и скрестил на груди руки.

— Стало быть, Ферс, вот он перед тобой, — объявил Мингслей. — Ну и что ты о нем думаешь?

— Я… я попросту потрясен, — пробормотал его спутник. В его голосе звучал неподдельный благоговейный страх. Потом он откашлялся и добавил: — Но я по-прежнему не возьму в толк, зачем было приходить сюда ночью. Ну, то есть отчасти я понимаю твой интерес. Тебе нужна моя денежная поддержка. Но мне-то зачем помогать тебе втрое вздувать цену на брошенный корабль с изрубленным носовым изваянием? Хотя бы это изваяние и разговаривало…

— Потому, — словно раскрывая страшную тайну, отвечал Мингслей, — что он сработан из чистого диводрева.

— Ну и что с того? — парировал Ферс. — Все живые корабли из него делают.

— Делают. Но зачем? — Теперь Мингслей говорил точно посвященный в некое запретное знание. — Зачем строить корабль из диводрева — материала настолько чудовищно дорогого, что за него потом целыми поколениями расплачиваются? А?

— Все знают зачем, — буркнул Ферс. — Они оживают. И плавать на них легче, чем на простых.

— Ну да, конечно. И ради таких выгод, например, ты стал бы втравливать в неприятности три-четыре поколения своей родни — все ради того, чтобы обладать живым кораблем?

— Я — нет. Но торговцы Удачного — другое дело. Они все чокнутые. И это тоже всему свету известно.

— Ага, они чокнутые, в смысле почитай каждая из этих треклятых семей безумно богата, — усмехнулся Мингслей. — А откуда у них такое богатство?

— Треклятая же монополия торговать первейшими на всем белом свете товарами, — в тон ему отвечал Ферс. — Мингслей, о деньгах, товарах и обогащении мы могли бы с тобой судачить в гостинице у огня, за кружечкой горячего сидра со специями. Я замерз, я до костей вымок в этом туманище, и у меня колено болит. Наверное, камень ядовитый попался. Хорош водить вокруг да около, давай, дело наконец говори!

— Камень не камень, а вот если на нем морской желудь сидел, в самом деле запросто можно отравиться, — зловеще прогудел Совершенный. — Скоро твое колено воспалится и страшно распухнет. Так что готовься страдать не меньше недели…

— Тихо, ты!.. — зашипел Мингслей.

— С какой это стати? — насмешливо отозвался корабль. — Ты что, так боишься, что тебя здесь застукают? За попыткой сварганить дело, которое тебя совсем не касается? За болтовней о том, чем тебе самому не овладеть никогда?

— А вот почему! — неожиданно объявил обозленный Мингслей. — Я сейчас все ему про тебя расскажу! В том числе и про ценнейший секрет твоего диводрева, которым вы нипочем не желаете поделиться. А все потому, что в таком случае старинным торговцам Удачного собственные крыши на головы упадут. Ты только подумай, Ферс: на чем в действительности держится этот хренов Удачный? Да уж не на какой-то незапамятной милости от одного из прежних сатрапов. Товары, идущие с реки Дождевых Чащоб, — вот где собака зарыта! Чащобы — вот где корень всему!

— Ты бы поосторожнее с этим мудозвоном, — громко предостерег Совершенный невидимого ему Ферса. — Есть секреты, в которые не стоило бы совать нос. А то как бы цена не оказалась выше, чем ты готов заплатить!

— Река Дождевых Чащоб, чьи холодные воды временами превращаются в кипяток и становятся то бурыми, то белыми, как молоко! Откуда она течет, эта река? Легенды мы с тобой слышали. Насчет огромного горячего озера, гнездилища огненных птиц. Земля там, говорят, непрестанно дрожит, а суша и вода покрыты туманом. Оттуда-то и течет наша река. Она белеет и становится горячей, когда земные содрогания делаются сильней. Белая вода разъедает корабельную обшивку лишь чуть медленнее, чем человеческие кости и плоть. Так что на корабле по реке не поднимешься. И по берегам не пройдешь. Потому что берега эти — сплошь смертоносная топь. Там лианы, с которых капает кипящая кислота, а сок любого растения вызывает на коже рубец, который неделями потом горит и гноится…

— Говорю тебе — к делу! — раздраженно перебил Ферс пространную речь Мингслея.

— Заткнись! — одновременно с ним взревел Совершенный. — Захлопни свою поганую пасть! И вообще, убирайся с моего берега! Прочь! Или подойди ближе, и я голову тебе оторву! Да, так даже лучше! Ну, иди сюда, человечишко! Иди сюда!

И он принялся размахивать ручищами, вслепую хватая пустой воздух.

— Только живому кораблю река нипочем, — продолжал Мингслей. — Кораблю с корпусом из диводрева не может нанести вред ни белая вода, ни тем более бурая. А еще этот корабль с момента своего оживления уже знает единственно верный фарватер, ведущий вверх по реке… Вот почему старые торговцы Удачного держат монополию на свою безумно выгодную торговлю! Без живого корабля никому не войти в долю! — и Мингслей выдержал театральную паузу. — Теперь понимаешь, чем именно я даю тебе шанс обзавестись?

— Ложь! — в отчаянии закричал Совершенный. — Ложь! Все далеко не так просто, как он говорит! И потом, даже если ты меня купишь, я и не подумаю плавать ради тебя. Я перевернусь и всех вас поубиваю. Я это уже делал! Или ты ничего про меня не слыхал? Не слыхал? Так поди расспроси по тавернам. Попроси их тебе рассказать про Совершенного, он же Отверженный, он же просто Корабль Смерти! О, они много чего тебе порасскажут! И доподлинно объяснят, что я тебя всенепременно убью…

— Его можно заставить служить, — со спокойной уверенностью продолжал Мингслей. — Или попросту снять с форштевня. Корпус — вот что всего важнее. А там любой