здесь как чужака. Он улыбался и кивал людям, хотя спешка и вынуждала его воздерживаться от разговоров.

Замок Айдиши стоял в котловине на склоне холма; казалось, сама земля с любовью держала его на ладони. Уинтроу подошел к нему сверху. Зеленый лес позади замка выгодно оттенял белизну его купола и колонн. От сочетания диких зарослей вдали и четкой геометрии линий замка захватывало дух. Уинтроу замер на месте: вот зрелище, которое он желал бы унести с собой навсегда!.. Люди входили в замок и выходили наружу. Большей частью на них были красиво ниспадающие одеяния холодноватых голубых и зеленых тонов. Никакие актеры не могли бы пожелать себе декораций прекраснее… Уинтроу смотрел и смотрел. А потом рассредоточил взгляд и стал дышать размеренно и глубоко, готовясь к медитации и духовному запечатлению. И вот тут тяжелая рука опустилась ему на плечо!

— Наш матросик, гля, опять заблудился, — насмешливо произнес тот из стражников, что был помоложе. Уинтроу даже головы повернуть не успел. Его так пихнули вперед, что он растянулся на каменной мостовой. Старший стражник смотрел на него сверху вниз и качал головой. Вроде бы даже с сожалением.

— Похоже, — сказал он, — придется нам самолично проводить мальца туда, где ему след находиться!

И послышалось в его негромком голосе что-то такое, отчего у Уинтроу облилось холодом сердце. Еще страшнее показались ему трое местных жителей, остановившиеся поглазеть. Они не говорили ни слова и не пытались вмешаться. Зря он с мольбой повернулся к ним, рассчитывая на заступничество. В их взглядах было одно безмятежное любопытство: интересно, что будет?

Уинтроу торопливо поднялся и стал пятиться прочь.

— Но я же никому ничего не сделал, — принялся он оправдываться. — Я просто хотел взглянуть на замок Айдиши. Мой дед видел его и…

— Нам тут ни к чему, чтобы прибрежные крысы шастали по улицам и глазели на горожан. Мы у себя в Крессе ни самомалейших безобразиев не потерпим!

Это сказал старший. Уинтроу повернулся и пустился было наутек. Здоровяк младший одним прыжком настиг его и сцапал за шиворот, чуть не задушив, а потом хорошенько встряхнул. Уинтроу почувствовал, как его приподняли над землей и вдруг вновь швырнули вперед. На сей раз он сумел вписаться в движение и удачно перекатился. В ребра ему угодил камень, торчавший из мостовой, но кость осталась цела. Кувырнувшись, Уинтроу сразу вскочил… но недостаточно быстро, чтобы спастись от здоровяка. Он вновь поймал Уинтроу, опять встряхнул — и бросил. В направлении набережной…

Мальчик врезался в угол какого-то здания, ободрав на плече кожу, но на ногах устоял. И, шатаясь, пробежал несколько шагов. Сзади поспевал ухмыляющийся стражник. Старший не спеша двигался следом, по ходу дела читая Уинтроу нотацию. Юнге показалось — эти речи были предназначены не столько ему, сколько зевакам, стоявшим по сторонам. Стражник словно объяснял им, что они с товарищем просто исполняли свой долг.

— Мы против моряков ничего не имеем, — рассуждал он, неторопливо шагая. — Особливо пока они держатся при кораблях, среди разных прочих паразитов, обитающих у края воды. Мы пытались выпроводить тебя подобру-поздорову, мальчишка, потому как ты есть еще сосунок. Если б ты сразу послушал доброго совета да отвалил на Моряцкий Выгул, было бы к лучшему. А теперь вот приходится тебя туда силком отводить. И что за охота себе и другим жизнь усложнять? Да еще синяками обзаводиться по собственной дурости!

От его спокойно произносимых увещеваний веяло еще большей жутью, чем от рвения младшего, для которого бремя его обязанностей было только в удовольствие. И он был быстр, точно змея. Вот он снова завладел многострадальным воротом рубахи Уинтроу. И шарахнул свою жертву о каменную стену. Уинтроу ударился головой, и перед глазами на миг стало черно, а во рту появился вкус крови.

— Я не моряк, — вырвалось у него. — Я священник… Я жрец Са!

Молодой стражник расхохотался. Старший с насмешливым сожалением покачал головой:

— Ого! Так ты не просто мусор прибрежный, ты у нас еще и вероотступник! Ты что, не слыхал, что последователи Одавы страсть как не любят всяких разных, которые, значится, рады подгрести их Бога как часть своего? Хотел вот я сказать Флаву, мол, хватит с тебя… А теперь вижу, что тебе очень не повредит еще подзатыльник-другой. Для пущего просветления!

Рука Флава тем временем уже смыкалась на рубахе Уинтроу, чтобы вздернуть его на ноги. С проворством отчаяния юнга продернул голову в слишком широкий ворот и одновременно выпростал руки из рукавов. То есть попросту вывалился из рубахи, которую Флав с силой рванул вверх. Страх придал Уинтроу необыкновенную резвость: он вскочил и мгновенно бросился прочь. Зеваки разразились смехом. Уинтроу успел заметить изумление на лице Флава и то, как Кентел пытался спрятать в бороде ухмылку. Его смех и гневный вопль младшего стражника прозвучали одновременно, но в ушах Уинтроу свистел только ветер — он мчался со всей скоростью, на какую был способен. Дивная мостовая, которой он только что завороженно любовался, теперь означала всего лишь дорогу назад к кораблю… к безопасности. Широкие прямые улицы, прежде казавшиеся такими гостеприимными, на самом деле не давали никакого укрытия от погони. Уинтроу шарахался от прохожих, те отскакивали прочь и потом с любопытством провожали его глазами. Он мчался голый по пояс и не смел обернуться: а вдруг его и в самом деле преследовали?…

Когда улицы сделались уже и стали петлять среди деревянных лабазов разноперых гостиничек и веселых домов, Уинтроу замедлил свой отчаянный бег. Его так и качало.

Он огляделся… Вот мастерская татуировок. Вот дешевая мелочная лавка. Таверна. Еще таверна… Заметив переулок, Уинтроу свернул туда, не обращая внимания на кучи мусора, которые пришлось преодолевать буквально вброд. Посередине переулка он прислонился к косяку какой-то двери и попробовал отдышаться. Спина и плечо, рассаженные о камни, так и горели. Уинтроу осторожно потрогал пальцами рот… Так и есть: губы уже начали распухать. Шишка на голове была просто шишкой, скверной, но не более того. Уинтроу затошнило при мысли о том, что в действительности хотел сделать с ним стражник. Череп ему расколоть? Или просто насмерть забить, если бы он вовремя бегством не спасся?… До него доходили слухи о том, как городская стража время от времени «цапалась» с матросами и всяким приезжим народом. Даже в Удачном… Теперь он себя спрашивал: не то ли, что с ним случилось, ласково называли «поцапаться»? Он-то привык считать, что это происходило лишь с пьяницами, буянами или еще какими-либо нарушителями общественного спокойствия…

И вот теперь это стряслось с ним самим. За что?… Почему?…

— Все из-за того, что я был в матросской одежде, — выговорил он тихо. И с ужасом предположил: «Уж не Са ли меня карает за то, что я не надел жреческого облачения? …»

Он отрекся от Са. И Са в наказание лишил Уинтроу своего покровительства…

«Нет, нет!» Уинтроу решительно отбросил недостойную мысль. Так рассуждали о Са только дети и маловерные. Для них Са был не Бог, а всего лишь что-то вроде очень могущественного и очень мстительного человека. Нет! Ему следовало извлечь из случившегося совсем другой урок. Какой же?… Теперь, когда миновала непосредственная опасность, разум Уинтроу искал прибежища в спасительной мысленной гимнастике. «Каждый опыт, пусть сколь угодно жуткий, дается нам в поучение… И, пока человек помнит об этом, нет ничего, что его дух не в силах был бы превозмочь. Дух оказывается сломлен только тогда, когда мы утрачиваем веру, и Вселенная предстает нам беспорядочным нагромождением жестокостей и злосчастья…»

Дыхание постепенно выравнивалось. Горло и рот Уинтроу совсем