– Так ты Синанджу? – с присвистом повторил иранец.

– Уж будь уверен, ты, задница в шерстяном одеяле, – заверил его Римо.

Этой фразе не хватало ритма, но ему эта страна ужасно не нравилась и хотелось отсюда поскорее убраться. Вот наконец он своими глазами увидел эту сказочную страну Персию, а она жутко воняет. В этой стране канализация никогда не работала как следует.

– Синанджу возвращается, – произнес предводитель фанатиков – А шах вернется?

– Это меня не касается, – ответил Римо. – Я тебе сказал. Меня не волнует, во что вы верите. Но вы не станете пытаться убить американского президента. Слышишь? Вход воспрещен. Повторяй за мной. Вход воспрещен.

– Вход воспрещен.

– Можете найти себе другого Верховного Сатану, если вам так этого хочется. Меня это не волнует. Бегайте по своим улицам и вопите во все горло. Бегайте вокруг собственных посольств и взрывайте их. Делайте все что хотите, но Америка – это ни-ни.

– Ни-ни, – повторил иранец.

– Хорошо, – удовлетворенно произнес Римо. – Каждой группе, с которой ты будешь говорить, каждой группе, которую вы намереваетесь послать в Штаты, ты передашь предостережение Синанджу. Американский президент – это ни-ни. А если вы не послушаетесь, то Синанджу вернется, и мы подвесим ваши головы, как в давние времена подвешивали цветы.

– Что?

– Головы, как ягоды, – сказал Римо.

– Не понимаю, – отозвался предводитель.

– Головы, как грибы, – Римо пытался подыскать нужное слово. – У вас что, нет легенды о том, как мы подвешиваем ваши головы, как грибы?

– Разбрасываете их по земле, как дыни по бахче, – подсказал иранский предводитель.

– Точно! – обрадовался Римо. – Точно. Как дыни по бахче.

И он на короткое время подвесил иранца вниз головой, держа его за ноги, чтобы лучше дошло. Разумеется, иранец помнил эту легенду лучше, чем Римо. Римо, как правило, пропускал мимо ушей легенды и сказки Персии – той Персии, которая потом стала Ираном, – потому что у него, как правило, не было никакого желания сюда приезжать. И он, разумеется, как правило, был прав в этом своем нежелании. Иран воняет. Персия, вероятно, тоже воняла. Легенды обычно представляются более красивыми, когда их рассказывают, чем когда видишь их воочию.

Предводитель вернулся к костру, получив дальнейшие указания.

Всю ночь, пока молодые иранские богомольцы-добровольцы ежились, пытаясь согреться в своих шерстяных и меховых одеждах, пытаясь не допустить до своих тел холод, они думали о нем – о том, кому не нужна одежда. Они думали о голосе во мраке ночи. Они думали о голове, разлучившейся с телом.

Просто смерть – это одно. Но смерть, притаившаяся во мраке ночи, – это совсем другое. Их научили не бояться смерти. Тысячи их друзей погибли как камикадзе во время войны с Ираком. Разумеется, их друзья кричали и пели, несясь навстречу смерти. Но то, с чем встретились они сегодня, – это не славная смерть. Это ночь. И она знает все. Она здесь. Всегда здесь. Она приходит в свое время, и она придет за ними.

Они шепотом говорили себе, что это Верховный Сатана, и хотя все они горели желанием погибнуть в борьбе с Верховным Сатаной, встреча с настоящим Верховным Сатаной – это что-то совсем иное.

Утром предводитель негромко обратился к ним. Он говорил шепотом, и их уши напряженно вслушивались в этот тихий шелест слов над остывшими углями костра. Он сказал, что вовсе не Верховный Сатана – владыка прошедшей ночи. Это был тот, кто явился из времен шахов древности, из времен раньше Мохаммеда, тот, чьим основным занятием была смерть – такая смерть, когда головы катятся по земле, как дыни по бахче, как это случилось прошедшей ночью.

Один из преданных, родом из Кума, слышал о людях, творящих смерть именно таким образом. Но это люди с Востока, а видение было белым.

– Синанджу, – негромко произнес предводитель. – Видение было из Синанджу.

И он стал говорить дальше. Он сказал, что есть только один способ спастись от этого видения, а именно: не причинять вреда и даже не думать о том, чтобы причинить вред американскому президенту. Они не поедут в Америку и не станут сколачивать банды героев-самоубийц, которые нанесут удар в змеиную голову Верховного Сатаны. Вместо этого они нанесут удар по какому- нибудь другому Верховному Сатане. Быть может, соседи-арабы это более удобная мишень. В Бейруте всегда можно покончить с собой, взорвав бомбу. Кувейт – это просто жемчужина для тех, кто желает убить кого- нибудь, кто подвернется под руку. А в Эр-Рияде, в Саудовской Аравии, полно богатых арабов, которых можно зарезать, забить до смерти и, конечно же, взорвать в их собственных спальнях, и даже в Мекке – в святыне из святынь.

Предводитель обвел взглядом молодые лица вокруг догоревшего костра. Ни один голос не возвысился, чтобы призвать к возобновлению войны против Верховного Сатаны, живущего в Вашингтоне, округ Колумбия, США.

Кроваво-красное солнце освещало иссохшее утро, и прямо из этого солнца раздалось посвистывание.

– Доброе утро, – произнес человек, появившийся прямо из-за линии горизонта.

Это был человек, но его лицо было лицом видения прошедшей ночи. Он улыбался, и хотя на нем была лишь майка с короткими рукавами и легкие брюки, казалось, он не замечает холода.

Если бы хоть один из них бросился бежать, они бы все пустились наутек. Но они сидели у костра, как пригвожденные к месту.

– Вы, милашки, будете сопровождать меня до Тегерана, а там вы вручите мне один из ваших идиотских пластиковых цветочков, скажете мне, что я отправляюсь в рай, а потом впихнете меня в самолет компании Пэн-Эм и отправите меня отсюда к черту.

Это было лучшее из всего того, что они услышали за это утро. Римо тоже подумал, что у него получилось неплохо. Особенно про «отсюда к черту».

К восходу следующего дня он уже был в Атланте, в пентхаусе отеля «Пичтри Плаза», и все пытался вспомнить мелодию, которую насвистывал накануне в иранской пустыне.

Он решил, что неплохо справился с заданием. Ему понравилась та его часть, в которой он прибег к мистике. У него всегда бывали проблемы с мистикой, но на этот раз, кажется, сработало.

– Ну? – донесся скрипучий голос из самой большой комнаты просторного гостиничного номера.

– Прошло чудесно, – откликнулся Римо. – Как по волшебству. Все как ты говорил.

Он услышал легкий свист выдыхаемого воздуха, а потом:

– Конечно, все прошло хорошо.

Римо вошел в комнату. Тщедушный хилый человечек сидел посреди комнаты в мерцающем и переливающемся желтом утреннем кимоно. Жидкие пряди белых волос, как нимб, обрамляли желтое азиатское лицо, обтянутое кожей, напоминающей пергамент. Косматая борода колыхалась в такт движению губ.

– Я сказал тебе, что надо делать, – произнес старик. – Я выразился ясно. Разве что-то было неясно?

– Ага, точно, – подтвердил Римо. – Ты выразился ясно. Но, понимаешь, ты