Уолдо Хаммерсмит был твердо уверен, что ничто хорошее в этой жизни не дается бесплатно. Все имеет свою цену. Приходится платить за все, что получаешь. Иногда приходится платить дважды, а иногда ты ничего не получаешь, но все равно платишь дважды.

Так он всегда говорил. Но если бы Уолдо Хаммерсмит и в самом деле доверился этой житейской мудрости вместо того, чтобы плакать над своими жизненными невзгодами, очень может статься, что ему бы не пришлось однажды смотреть с очень близкого расстояния в дуло полицейского кольта 38-го калибра.

Кольт будет в руках у полицейского. И этот полицейский скажет Уолдо Хаммерсмиту, что он должен сделать что-то противозаконное. И Уолдо Хаммерсмит ему не поверит.

– А, бросьте, – скажет Уолдо. – Это какая-то шутка, розыгрыш.

Потом он увидит яркую вспышку. И у него не будет времени не поверить в то, что его убивают, потому что тот анатомический сектор человеческого организма, который отвечает за веру и неверие, будет тонким слоем покрывать стену позади него, наполовину уцелевшего затылка.

Для Уолдо было уже слишком поздно. Все было слишком поздно для Уолдо, потому что его разыграли как по нотам, словно бы кто-то где-то начертил схему, диаграмму его души и нажал все нужные кнопки, чтобы заставить его сделать то, что ему было предписано.

Все это началось однажды зимним утром, когда Уолдо Хаммерсмит вдруг начал верить, что он получает что-то, не давая взамен ничего.

Оно пришло с почтой. Обычно Уолдо вскрывал конверты со счетами в последнюю очередь. Но на этот раз он начал с них. Счет за бензин в этом месяце дошел до ста долларов. Он дважды возил свою жену Миллисент к ее матери. Теща жила далеко – аж на Лонг-Айленде, а Хаммерсмиты жили в Бронксе. Уолдо поворчал над счетом, но потом подумал, что худа без добра не бывает. Когда он покажет счет жене, то, может быть, они придут к выводу, что не стоит наносить визиты ее мамаше так часто.

Были и другие счета. Был счет за отопление – очень уж большой. Уолдо думал, что ему удалось чуть-чуть попридержать расходы в этом месяце, но счета навалились все разом, да еще вместе со старыми, о которых он уже забыл. Была арендная плата, и частичное погашение медицинской страховки – и все это вместе взятое на двадцать пять долларов превышало то, что он официально заработал за этот месяц.

Уолдо Хаммерсмит жил в постоянном страхе перед Налоговым управлением – он боялся, что компьютеры этого ведомства когда-нибудь сопоставят эти две цифры. Он работал шофером такси, и хотя он сообщал в налоговую службу об обычных чаевых, но все же утаивал то, что помогало ему держать нос чуть-чуть над водой, – те пятерки и десятки, которые он получал за то, что возил пассажиров туда, где они могли получить все мыслимые сексуальные удовольствия.

И это было настоящей причиной, того почему он работал в международном аэропорту имени Кеннеди. Он получал и чаевые от пассажира, и небольшие комиссионные от борделя. Так ему удавалось путем ежедневных нарушений закона кое-как справляться. Если, конечно, Миллисент не потеряет работу.

Уолдо просмотрел счета с видом человека, ожидающего обнаружить раковую опухоль в теле своей личной экономики – что-то такое, что в конце концов должно было стать неизбежным, но что пока удавалось держать под контролем, благодаря странным прихотям пакистанцев и нигерийцев, размахивающих сотенными бумажками и желающих хорошо провести время.

Счет из своего банка он оставил напоследок. Банк предоставлял ему кредит, носивший название «Инста-чардж», но сам Уолдо называл его своей «нерушимой гарантией» он мог выписать чек на сумму, превышающую ту, что была у него на счету, и банк рассматривал этот перерасход как льготный кредит.

Когда он распечатал конверт, то обнаружил в нем заверения банка, что он может продолжать пользоваться кредитом. Уолдо Хаммерсмит полагал, что исчерпал его два месяца назад, да к тому же он и после этого срока выписывал чеки снова и снова.

В конце концов, это всего лишь кредит, один из тех, за которые сорокадвухлетнему Уолдо Хаммерсмиту приходилось постоянно расплачиваться. Со стороны могло показаться, что Уолдо в своем маленьком такси обслуживает весь большой финансовый мир. И ему никак не удается расплатиться сполна.

Потом он развернул листок от «Инста-чардж», чтобы посмотреть, во что ему обойдется попытка расплатиться за перерасход прошлых месяцев по кредиту, которого на самом деле не было. Цифра была названа точно. Почти полторы тысячи долларов. Но знак перед цифрой был неправильный. Они поставили плюс, а должен быть минус.

Они быстро спохватятся, сказал он себе. Такие хорошие ошибки еще никогда не выпадали на долю Уолдо Хаммерсмита. Он немного засомневался – сообщить в банк, или пусть сами обнаружат ошибку.

Нет, он оставит это без внимания. Он притворится, что ничего такого не произошло.

Но на следующий день он проезжал мимо филиала банка и подумал, а вдруг банк допустил такую ошибку, которую никто никогда не заметит. Такое время от времени случается. И тогда он припарковал свою машину у тротуара и вошел в банк.

Дрожащими руками он достал карточку «Инста-чардж», протянул ее кассирше и спросил, сколько денег у него на счету. И ему сообщили, что на счету у него 1485 долларов. Добавьте к этому льготный кредит на полторы тысячи, и тогда получится, что Уолдо Хаммерсмит может выписать чек на сумму почти в три тысячи долларов.

Когда он выходил из банка, пот с него катился градом. Он тут же поехал в другой филиал этого же банка, и другая кассирша сообщила ему те же хорошие известия. Он мог получить почти три тысячи долларов сразу.

Банк ошибся. Может быть, они обнаружат свою ошибку, но ошибка, разумеется, произошла не по его вине, и он не собирался отправляться в тюрьму из-за этого. Поэтому он расплатился по счетам. Он сводил Миллисент поужинать в ресторане. Имея на руках три тысячи долларов, он прожил этот месяц, беззаботно посвистывая.

Потом пришло новое банковское извещение. Уолдо Хаммерсмит не мог поверить в то, что насчитал компьютер. У него на счету было почти три тысячи долларов, а в целом, если добавить льготный кредит, получалось, что он может воспользоваться четырьмя с половиной тысячами долларов.

Он выписал чек на четыре тысячи долларов. Он стоял у окошка, за которым сидела кассирша, а она удостоверилась в том, что он – тот, за кого себя выдает, потом подошла к управляющему филиалом, потом вернулась. Уолдо сквозь окошко видел ее непроницаемое лицо – такие лица вею его жизнь говорили ему «нет».

– Как вы хотите их получить, сэр? – спросила кассирша.

– Все равно как – так, как вы их обычно выдаете.

– Десятками, двадцатками, пятидесятками, сотнями? – спросила она.

– Сотнями, – ответил Уолдо.

Это слово чуть не задушило его. Он пытался выглядеть спокойным. Он пытался выглядеть как человек, которому не привыкать снимать по четыре тысячи долларов со своего банковского счета.

– Уолдо, откуда у тебя столько денег? – спросила Миллисент.

Эта женщина была похожа на маленький, толстенький пожарный гидрант. Она носила ситцевые платья и шляпки с украшениями в виде фруктов. У Миллисент был, как считал Уолдо, ненасытный сексуальный аппетит. Раз в месяц – это уж вынь да положь.

И Уолдо вынимал, потому что Миллисент стала бы просто невыносимой,