— Ладно, — кивнул он. — Спасибо. Вы все заодно?

Раздались одобрительные возгласы.

— Тогда я не буду говорить речей, — произнес Ваймс. — Времени нет. Я лишь скажу вот что. Если мы не победим, если не увидим, как их… ну, мы должны, вот и все. Иначе будет… очень плохо для этого города. Очень плохо.

— Точно, — настойчиво вставил Диккинс. — Объявлена амнистия.

— Постойте, — начал один из солдат. — Я не знаю и половины из вас. Если мы собираемся драться с ними, нам следует знать, кто на чьей стороне…

— Это верно, кха, — кивнул Мордач. — То есть, среди них и стражники есть!

Ваймс поднял глаза. Широкая улица перед ними, известная как Ябедническая, тянулась вплоть до Цепной улицы. Вдоль нее раскинулись сады, и на кустах распустились лиловые цветы.

Утренний воздух пах сиренью.

— Помню одну битву, — проговорил Диккинс, глядя на дерево. — Давно была. Там была эта компания, понимаете, и они все были из разных отрядов, и все перепачканы грязью, и они оказались на поле с морковью. И вместо знаков отличия они все вытянули по морковке и воткнули их в шлемы, чтобы знать, кто их друзья, и потом, кстати, сытно перекусили, чего не стоит не учитывать на поле сражения.

— Ну? И что? — спросил Достабль.

— А чем плохи цветы сирени? — отозвался Диккинс, притягивая вниз надломленную ветку. — Отличный плюмаж, даже если его нельзя съесть…

А теперь, подумал Ваймс, пришел конец.

— Я думаю, они очень плохие люди! — откуда-то из толпы раздался высокий, пожилой, но все еще решительный голос, и мелькнула худая рука, размахивающая вязальной спицей.

— И кто-то должен проводить домой миссис Супсон, — сказал он.

Карцер осмотрел Ябедническую улицу.

— Похоже, нам просто надо идти по яичному следу, — сказал он. — Похоже, у Киля началась желтая полоса.

Вопреки его ожиданиям, никто особенно не рассмеялся. Большая часть людей, которых он смог собрать, обладала более физическим чувством юмора. Но Карцер, в каком-то роде, обладал некоторыми из черт Ваймса, хотя и извращенными. Определенного рода люди подыскивают кого- то, кто достаточно смел, чтобы быть по-настоящему плохим.

— У нас будут неприятности, капитан?

И, конечно, были и те, кто просто присоединились для прогулки. Он повернулся к сержанту Стуку, за которым прятался капрал Квирк. Он полностью разделял мнение Ваймса по поводу них, хотя и подходил к нему, как и всегда, с другой стороны. Ни одному из них нельзя доверять. Но они ненавидели Киля с той грызущей, нервозной ненавистью, которую может испытывать лишь заурядный человек, и это было полезно.

— Какие, по-твоему, у нас будут неприятности, сержант? — спросил он. — Мы работаем на правительство.

— Он сущий дьявол, сэр! — ответил Стук, будто это был главный недостаток в работе полицейского.

— Теперь вы все, слушайте меня! — обратился Карцер. — В этот раз никакого бардака! Киль мне нужен живым, ясно? И этот парень, Ваймс. С остальными можете делать все, что пожелаете.

— Зачем он вам живьем? — раздался тихий голос за спиной Карцера. — Я думал, Капканс хочет, чтобы он был мертв. И что плохого сделал паренек?

Карцер повернулся. К его удивлению, стражник не отпрянул.

— Как тебя звать, мистер? — спросил он.

— Коатс.

— Я говорил вам о Неде, сэр, — заговорил Стук, склонившись над плечом Карцера. — Киль попер его, сэр, после…

— Заткнись, — бросил Карцер, не отводя взгляда от глаз Коатса. В них не было и намека на страх, но и проблеска бравады — тоже. Коатс просто смотрел на него.

— Ты просто решил присоединиться к нам для прогулки, Коатс?

— Нет, капитан. Мне не нравится Киль. Но Ваймси — просто паренек, который таскается следом. Что вы с ним собираетесь делать?

Карцер придвинулся ближе; Коатс не отступил.

— Ты ведь был с повстанцами, так? — спросил он. — Не нравится делать, что тебе приказывают, а?

— Они получат большую бутыль имбирного пива! — раздался голос, опьяненный злобным восторгом.

Карцер развернулся и посмотрел на тощего, затянутого в черное Хорька. Тот был несколько потрепан, отчасти из-за того, что затеял драку, когда стражники попытались вытащить его из камеры, но больше потому, что Тодзи и Мафф ждали снаружи. Но его оставили в живых; забить что-то вроде Хорька до смерти для тех двоих казалось постыдным и требовало пустой траты кулаков.

Он определенно вздрогнул под взглядом Карцера. Все его тело можно было назвать вздрагиванием.

— Я разрешал тебе говорить, ты, хрен собачий? — осведомился Карцер.

— Нет, сэр!

— Верно. Запомни это. Однажды это может тебя спасти. — Карцер повернулся обратно к Неду. — Итак, золотце, вот он, новый рассвет, которого ты просил. Ты его просил, ты его получил. Мы только должны убрать кое-какой вчерашний мусор. По приказу лорда Капканса, твоего друга. И не твое дело, что да почему, да зачем юный Ваймси? Ну, я думаю, он отличный парень, который послужит городу, если убрать его из плохой кампании. Так, Стук говорит, что ты хорошо соображаешь. Так что теперь ты мне скажешь, что намеревается делать Киль.

Нед одарил его взглядом, который длился чуть дольше, чем было удобно Карцеру.

— Он защитник, — наконец сказал он. — Он вернется в штаб стражи. Он поставит несколько ловушек, вооружит людей и будет ждать вас.

— Ха? — сказал Карцер.

— Ему не нравится, когда его людей убивают, — пояснил Нед.

— Тогда это не его день, — заключил Карцер.

На полпути вниз по Цепной улице была баррикада. Не особенно большая. Несколько дверей, пара столов… по сравнению с большой баррикадой, эта была просто перевернутой мебелью из гостиной, ее практически не существовало.

Отряд Карцера шел медленно, посматривая на крыши зданий и в глубину аллей. Люди при их приближении убирались с улицы. Некоторые ходят так, что дурные вести торопятся перед ними.

Ваймс присел за самодельной стеной и смотрел сквозь трещину. По дороге сюда они стащили у праздных солдат несколько арбалетов, но у людей Карцера, казалось, их было, по крайней мере, пятнадцать. Да и самих их было в два раза больше.

Если сил хватит на рывок, он прибьет Карцера прямо сейчас. Но все должно быть не так. Он хотел, чтобы люди видели, как его повесят, он хотел, чтобы город казнил его. Вернуться с пустыми руками — все равно, что оставить свободный конец колыхаться на ветру.

Откуда-то дальше вдоль баррикады, раздалось всхлипывание. Это был не юный Сэм, он знал, да и Шнобби Шноббс давно уже выплакал все слезы, на которые, наверное, способно его тело. Это был Редж. Он сидел, прислонившись спиной к баррикаде, потрепанный флаг лежал на его