— Для родов?

Вилликинс опустил взгляд. После двадцати лет бесстрастной работы дворецким его трясло. Никто не заслуживает противостояния Сэму Ваймсу в подобное время.

— Простите, сэр…

— Нет! — рявкнул Ваймс. — Не надо врачей. Я знаю врача! А он знает все о… обо всем этом! Он лучший!

Он выбежал вон как раз вовремя, чтобы увидеть, как на лужайку приземляется помело, управляемое самим аркканцлером.

— Я подумал, мне лучше все же быть здесь, — сказал Чудакулли. — Я могу чем-нибудь…

Ваймс уселся на древко прежде, чем волшебник успел слезть.

— Отвезите меня на Мерцающую улицу. Вы можете это? — произнес он. — Это… важно!

— Держитесь, ваша светлость! — бросил Чудакулли, и желудок Ваймса рухнул в пятки, когда помело поднялось по вертикали. Про себя он сделал маленькую заметку повысить Багги Свирса и купить ему того сарыча, которого он так давно хотел. Тому, кто готов ежедневно проделывать подобное на благо города, невозможно платить сверх меры.

— Посмотрите в моем левом кармане, — сказал Чудакулли, когда они уже летели. — Полагаю, там есть кое-что, что принадлежит вам.

Нервно, побаиваясь того, что может оказаться в кармане волшебника, Ваймс вытащил букетик бумажных цветов, веревку с флагами всех стран… и серебряный портсигар.

— Упал на голову казначея, — произнес аркканцлер, огибая чайку. — Надеюсь, он не пострадал.

— Все… в порядке, — ответил Ваймс. — Благодарю. Э… я положу его обратно, хорошо? Сейчас у меня как-то нет карманов.

Он вернулся, подумал Ваймс. Мы дома.

— И инкрустированные доспехи приземлились на здание Факультета Высокоэнергетической Магии, — продолжал Чудакулли, — и я рад сообщить, что они…

— Очень сильно погнулись? — спросил Ваймс. Чудакулли колебался. Он догадывался о мнении Ваймса о позолоте.

— Совершенно, ваша светлость. Абсолютно погнуты из-за, полагаю, квантового чего-то там, — сказал он.

Ваймс дрожал. Он все еще был голым. Даже ненавистная официальная униформа пригодилась бы здесь. Но, так или иначе, теперь это уже не имело значения. Позолота, и перья, и значки, и холод… были гораздо более важные вещи, и всегда будут.

Он спрыгнул с помела прежде, чем оно остановилось, споткнулся о порог и рухнул на дверь доктора Лоуни, дубася в нее кулаками.

Через некоторое время она приоткрылась, и знакомый голос, лишь слегка изменившийся с возрастом, спросил:

— Да?

Ваймс распахнул дверь.

— Посмотрите на меня, доктор Лоуни, — сказал он.

Лоуни уставился на него.

— Киль? — спросил он. В одной его руке был самый большой в мире шприц.

— Невозможно. Они похоронили Джона Киля. Вы же знаете, — произнес Ваймс. Он увидел огромный инструмент в руке человека. — Что, черт возьми, вы собирались с этим делать?

— Вообще-то, полить жиром индейку. Послушайте, кто вы такой, потому что вы выглядите точно как…

— Берите все свои акушерские принадлежности и идите со мной, — сказал Ваймс. — Все те забавные штуковины, которые по вашим словам так хорошо действуют. Берите все. Сейчас же. И я сделаю вас самым богатым врачом из когда-либо живших, — произнес Ваймс, человек, на котором не было ничего кроме крови и грязи.

Лоуни слабо махнул в сторону кухни.

— Мне только надо вытащить индейку…

— Забейте на индейку!

— Я уже…

— Пошли!

Помело с тремя мужчинами летело с трудом, но это все же было быстрее, чем идти пешком, а Ваймс и так знал, что ни на что большее он не способен. Он уже растратил все силы, когда добрался до дома в первый раз. Теперь же даже стоять прямо было тестом на выносливость. Либо на помеле, либо ползком.

Оно медленно спустилось с неба и неровно приземлилось на лужайку.

— Дама наверху, большая спальня налево, — говорил Ваймс, слегка подталкивая доктора. — Там акушерка, совершенно без понятия. Все деньги, которые пожелаете. Идите.

Лоуни поспешил прочь. Ваймс с помощью Чудакулли последовал за ним гораздо более натянутой походкой, но, когда они добрались до двери, доктор медленно вышел спиной вперед. А потом стало ясно, что причиной тому был огромный арбалет Детрита, упершийся в его нос.

Когда Ваймс заговорил, его голос звучал приглушенно, потому как сам он лежал на земле.

— Убери арбалет, сержант, — приказал он.

— Он вбежал, мистер Ваймс, — пророкотал Детрит.

— Это потому, что он доктор, сержант. Пусти его наверх. Это приказ, благодарю.

— Так точно, мистер Ваймс, — произнес Детрит, неохотно отступая в сторону и убирая арбалет. При этом тот выстрелил.

Когда гул затих, Ваймс поднялся с земли и осмотрелся кругом. Ему вообще-то не особо нравился кустарник. Так даже лучше. Не осталось ничего, кроме нескольких стволов, на которых с одной стороны не было коры. Кое-где горели маленькие огоньки.

— Э, простите, мистер Ваймс, — сказал тролль.

— Что я говорил тебе о Господине Предохранителе? — слабо спросил Ваймс.

— Если Господин Предохранитель Снят, то Господин Арбалет Тебе Не Друг, — продекламировал Детрит, отдавая честь. — Простите, сэр, но мы все счас напряжены.

— Уж я-то точно, — произнес Чудакулли, поднимаясь с земли и выбирая из бороды веточки. — Теперь я не смогу нормально ходить до конца дня. Сержант, давай-ка поднимем доктора, приведем его в чувство и проводим наверх.

Все, что было дальше, казалось Ваймсу сном наяву. Он точно призрак ходил по своему дому, полному стражников. Никто не хотел быть в другом месте.

Он побрился, очень медленно, концентрируясь на каждом движении. Он едва воспринимал голоса, которые слышал сквозь розовые облака в своей голове.

— … он сказал, что их нужно прокипятить, все эти ужасные вещицы! Зачем спрашивается, чтобы помягче стали?

— … сегодня на дежурстве тролли и гномы, перекрыты все окна и двери и я хочу сказать, на самом деле перекрыты…

— … стоит прямо передо мной и говорит, черт, прокипятите их двадцать минут! Как будто бы это капуста…