Над болотом висела мертвая тишина - в ней, казалось, вязли даже те звуки, которые могли бы долетать до наших ушей из окружающего мира. Раскрыв дверцу, напарник осторожно опустил ноги, придерживаясь за край проема, готовый в любой миг вскочить, чтобы поднять вертолет.

- Где это мы? - спросил он.

- По-моему, где-то в северной части Долины. - Я выглянул со своей стороны. - Недалеко от поселка. Я вроде это место сверху видел, когда мы на телеге еще ехали.

- И как ты его запомнил? - скептически осведомился он.

- Головой, Никита, головой. Вон, видишь, три осины? - Я показал влево, где на краю болота росли высокие прямые деревья. - Они мне в глаза и бросились. Только тогда я не разглядел, конечно, что еще на этом болотце любопытного есть…

Собственно, любопытными были два факта: поверхность покрывали ржавые водоросли, а ближе к осинам тускло искрила не слишком мощная карусель. В сухую погоду аномалию заметить очень сложно, поэтому-то многие и попадаются, но чем - больше в атмосфере влаги, тем лучше она видна. А здесь влаги было столько, что над каруселью воздух будто пенился, завиваясь белесыми колесами, воронками смерчей, которые, посверкивая, с тихим гудением беспрерывно катились от ее центра к краям и, бледнея, растворялись.

У карусели нет четких границ, но мне показалось, что она висит примерно в метре над болотом, по которому стелились ржавые волосы.

- Как-то оно тут непривычно, - заметил напарник, оглядываясь на меня, и я кивнул. Ржавые волосы иногда напоминают лианы, а иногда - вьюнок или виноград. В любом случае это мутантное растение-паразит либо, как мохнатые веревки, свешивается с ветвей деревьев, либо облепляет камни или стены развалин клочковатой бородой… Но я еще никогда не видел, чтобы волосы стелились по земле или, как в данном случае, по болоту.

- Новая разновидность, что ли? - спросил Никита, упираясь ступнями в лыжи вертолета.

- Не знаю. Меня больше вон то интересует, - я показал в сторону карусели. Вокруг нее виднелись небольшие красные пятна - четыре артефакта, два с нашей стороны, два по бокам. Может, между аномалией и осинами были и другие, но сквозь струящийся воздух и смерчи я их не видел.

- Кровь камня?

- Ага. У тебя плечо болит еще?

- «Еще»! Оно так ломит, особенно вечером, что спасу нет. Я просто терплю, молчу об этом…

- Ну вот. А у меня со спиной до сих пор нелады. Да и Злого не помешало бы подлечить.

- Лучше не надо, - возразил напарник. - Я не про Злого, а про артефакты. Как ты туда через волосы доберешься?

- А ты приглядись. Они не по всей поверхности лежат, там вроде лабиринта. Видишь, со стороны карусели проход есть? Можно через него…

- Опасно, Химик. Мне один раз волосы кисть чуть не обмотали, еле сбросил их. Так потом неделю болело еще больше, чем вот плечо сейчас. Ну его, давай полетели…

Но я его не слушал, вылез из вертолета и встал рядом с колпаком. Спросил:

- Машина крепко села, не провалится?

- Вроде крепко, - неохотно откликнулся он. - Химик, да куда ты их положишь-то? В руках, что ли, понесешь?

- Ты забыл, партнер. - Я снял куртку, отстегнул ремни на груди и стащил со спины контейнер, который нашел в домике на склоне. Тот состоял из двенадцати квадратных ячеек, то есть металлических коробочек, посаженных на общую резиновую основу, стенка к стенке, так что они образовывали что-то вроде сот, и каждая была закрыта отодвигающейся вбок металлической крышкой с отдельным замочком-фиксатором.

- А, нуда… - протянул Никита разочарованно. - Таки забыл.

Обойдя вертолет, который стоял на островке твердой земли посреди болота, я прижал контейнер к груди и сказал:

- Застегни, неудобно самому.

Он затянул пряжки ремней в районе моих лопаток, и теперь верхний край контейнера оказался на высоте кадыка. Я сел на лыжу, снял ботинки, закатал штанины до колен и рукава до локтей. Ботинки положил в вертолет, выпрямился, помахал руками, разминаясь, и шагнул с края островка.

Болото было невелико, из центра, где опустился вертолет, мы видели его края со всех сторон, но оно оказалось глубже, чем я рассчитывал. Штаны закатал зря: тепловатая жижа сразу поднялась до колен, а потом и до середины бедер. Я остановился. Ржавые волосы были прямо передо мной, стелились, будто по твердой земле. Но слева, там, где тускло поблескивала грязная вода, виднелся проход, и я повернул к нему.

Дно под босыми ступнями было мягким и неприятно скользким, я шел будто по спинкам тысяч лягушек. То и дело оттуда поднимались пузырьки, проскальзывали между пальцами ног и лопались вокруг меня. Я миновал свободную от волос полосу, обогнул кочку, из которой торчал весь увешанный колючей бахромой куст, и увидел, что дальше между мной и каруселью волосы затянули всю поверхность, кроме небольшого участка, покрытого круглыми красноватыми листьями, плоскими и пушистыми, неподвижно лежащими на поверхности. Между ними торчали блекло-розовые цветки - какая-то разновидность водной мяты.

Занятая растениями область оставалась единственным путем к карусели, и я пошел туда, осторожно разгребая листья перед собой. Гудение смерчей над аномалией стало громче, я уже ощущал ток теплого воздуха, идущий от нее. Листья покачивались, шелестели. Я не срывал их с протянувшихся от дна стеблей, лишь отводил в стороны, оставляя позади широкий след, который затягивался, когда листья постепенно отползали на место.

Вокруг аномалии шла полоса воды, свободная и от ржавых волос, и от всех болотных растений. Карусель потрескивала, тихо шипела, распространяя волны теплого воздуха. До нее было метра три, и в метре от нее, то есть почти вплотную к той границе, приближаться к которой побоялся бы любой опытный сталкер, поблескивали три артефакта под названием «кровь камня»: два передо мной, третий левее.

Достигнув середины зарослей мяты, я оглянулся. Никита стоял возле вертолета, ухватившись за дверцу, с пистолетом в руке и напряженно глядел на меня. Я кивнул ему, отвернулся, Сделал шаг и замер.