держась за посеребренный бортик. Свет из круглых, высоко расположенных окон падал на светло- коричневый паркет галереи, прямой, как копье. Мягко ступали босые ноги носильщиков. Беззвучен был шаг воинов-телохранителей, обутых в замшевые туфли. Только верховые сапожки Эрда с подошвами из кожи хармшарка постукивали, соприкасаясь с покрытой лаком древесиной.

– Знаешь, куда мы идем? – спросила Нассини хриплым контральто.

Ее рука легла на затылок светлорожденного. Тонкие пальчики с острыми ногтями зарылись в светлые волосы.

– Мой сын хочет устроить небольшой спектакль. Для нас. Представление из тех, что он любит.

Тонкие губы Эрда насмешливо изогнулись:

– Судя по его виду – не обижайся, Великолепная, я помню, что он твой сын,– у него сомнительный вкус.

– Ты не прав, светлорожденный! – Пальчики соххогои безостановочно ворошили его волосы.– Нопо-своему Мугган изыскан. Тебе понравится, я уве-рена!

Они миновали входную арку с оскалившимися звериными мордами наверху и оказались в помещении, похожем на разрезанный пополам цирк. Рабы поставили паланкин, и соххогоя, опершись на плечо Эрда, сошла с носилок.

Высокая металлическая решетка отделяла полукруглую площадку, посыпанную смешанными с песком опилками, от кресел, что пятью полукруглыми рядами поднимались к стенам.

Соххогоя проследовала к креслу во втором ряду, села и предложила гостю занять место рядом. Телохранители встали позади.

Из двери, что была сбоку от ограждения, выбежал Мугган. Он хлопнул в ладоши, привлекая внимание. Приветственно махнул матери, презрительно взглянул на светлорожденного.

Эрд ответил ему иронической улыбкой. Мугган поглядел на него и зевнул, щелкнув зубами, как пес, ловящий ящерицу. Эрд надменно отвернулся.

Соххогой еще раз хлопнул в ладоши, и в стене, примыкающей к огороженной площадке, открылась дверь. Сильный толчок выбросил из нее человека в набедренной повязке. Человек упал лицом вниз, но тут же вскочил на ноги. Это был Беззубый. Воин был совершенно невредим, если не считать ссадины на подбородке. Он заметил Владычицу и, рухнув на колени, протянул к ней соединенные руки.

– Я виноват! – завопил он.– Позволь мне жить, госпожа! Я буду верен и предан, как никто! Я не хочу-у!..– Он вдруг ткнулся лицом в песок и завыл.

– Нарушил повеление,– тихо сказала Нассини, кладя ладонь на затянутую в белое трико ногу Эрда. Тускловатые глаза ее блеснули.

– Молчать, хоб! – рявкнул Мугган, ударив кулаком по стене.

Провинившийся воин поднял голову. Желтые стружки запутались в его волосах. Он стоял на четвереньках, переводя затравленный взгляд с Нассини на соххогоя. Глаза его постепенно наливались кровью.

Вдруг он вскочил на ноги и обрушил на них поток проклятий на языке Гурама, понятных, впрочем, одному лишь Эрду.

Тяжелый предмет упал на песок рядом с провинившимся воином. Это был меч. Гурамиди[19] посмотрел на него непонимающим взглядом. Потом нагнулся и поднял. Меч был конгской работы, не из лучших, но достаточно острый и, на первый взгляд, без подвоха.

Пальцы Беззубого привычно обхватили рукоять. Он как-то сразу пришел в себя. Почти спокойно глядел на соххогою.

– Если ты желаешь, чтоб я сам заколол себя,– не выйдет! Пусть кто-нибудь придет и убьет меня! Если сможет! – И вызывающе захохотал.

Словно отвечая на вызов, раскрылась еще одна дверь.

Услышав скрип, гурамиди резко обернулся и уставился на черную дыру. Стало так тихо, что можно было услышать, как пересвистываются под потолком медовницы.

Гурамиди сделал пару шагов по направлению к открывшейся двери и немного наклонился, заглядывая внутрь.

Неожиданно быстрое тело вымахнуло из темноты. Гурамиди отшатнулся и, споткнувшись, упал на спину.

Крупный, шесть с половиной локтей длиной[20], черный, как конгская ночь, леопард, щурясь от света, хрипло зарычал. Его длинный хвост с силой разбрасывал песок. Беззубый лежал в трех локтях от него, но зверь не торопился нападать. Он медленно поворачивал голову, растягивал губы, распахивал пасть, демонстрируя белые острые клыки и красную жаркую глотку. Низкий рев волнами прокатывался над сидящими.

Гурамиди поспешно вскочил, и леопард наконец соизволил обратить на него внимание. Медленным скользящим шагом он двинулся к человеку. Время от времени губы его приподнимались и из глотки вырывался глухой рев.

Воин отступал, пока спина его не уперлась в решетку. Тогда он с криком прыгнул вперед, размахивая мечом. Леопард отпрянул. На морде его появилось выражение, которое человек по другую сторону прутьев мог бы счесть забавным.

Гурамиди настороженно следил за хищником, выставив вперед меч.

Нервы его не выдержали, и он снова бросился на зверя. Леопард опять отскочил. Воодушевленный успехом, воин напал в третий раз – и алая кровь выступила на черной шкуре чуть ниже правого уха.

– А-а-а! – заревел гурамиди, поднимая меч.

Оглушительный рев зверя перекрыл его крик, прокатился под сводами зала и заставил даже Эрда содрогнуться.

Удар могучей лапы вышиб меч из руки воина. Встав на дыбы, зверь навис над ним. Второй удар сорвал половину скальпа гурамиди и переломил ему шею.

Тело воина еще содрогалось, когда зверь взмахом когтистой лапы вспорол ему живот и погрузил морду в горячие внутренности.

– Фуй! – брезгливо произнесла соххогоя.– Никудышный солдат! Я слишком доверяю Сихону!

Мугган вскочил на ноги. Он осыпал ругательствами гурамиди, который уже не мог его услышать. Соххогой был взбешен. Паршивый хоб! Позволил взять себя, как глупую овцу!

Вне себя Мугган перепрыгнул через два ряда кресел и стал карабкаться на железное ограждение. Достигнув вершины, он встал на изогнутые прутья и с высоты семи локтей спрыгнул на арену.

Леопард оторвался от трапезы и повернул к нему окровавленную морду.

Мугган топнул ногой:

– Ну, иди, иди сюда!

Хищник какое-то время разглядывал его узкими желтыми глазами, потом кашлянул и вернулся к прерванной еде. Он не счел Муггана достойным внимания. Неудивительно: его не кормили три дня.

Мугган плясал по арене, стучал мечом по железным прутьям. Он даже помочился на опилки в пяти шагах от леопарда. Зверь удостоил его лишь парой мимолетных взглядов. Помогая себе лапой, он отрывал и заглатывал куски мяса и довольно рычал.