С надсеченной гранатою в руке.Кто пил от бури, не погасит жаждыУ мелко распластавшейся струи,Ведь каждый город и поселок каждыйСберег людей, которые — твои.Хранят они огонь в глазах бесстрастных,И этот взор — как острие ножа.Ты научил покорных, безучастныхВеликому искусству мятежа!Пусть Ленин спит в своем гробу стеклянном,—Пусть Мавзолей и мумия мертва,А ты еще гуляешь по полянам,И году прогремевшему хвала.Хвала тебе, год-витязь, год-наездникС тесьмой рубца, упавшей по виску.Ты выжег в нас столетние болезни:Покорность, нерешительность, тоску.Все меньше нас — о, Год! — тобой рожденных,Но верю я, что в гневе боевом,По темным селам, по полям сожженнымПроскачешь ты в году…
Божий гнев
Город жался к берегу домами,К морю он дворцы и храмы жал.«Убежать бы!» — пыльными устамиОн вопил и все ж — не убежал!Не успел. И воскрешая мифы,Заклубила, почернела высь, —Из степей каких-то, точно скифы,Всадники в папахах ворвались.Богачи с надменными зобами,Неприступные, что короли,Сбросив спесь, бия о землю лбами,Сами дочерей к ним повели.Чтобы те, перечеркнувши участь,Где крылатый царствовал божок,Стаскивали б, отвращеньем мучась,Сапожища с заскорузлых ног.А потом, раздавлены отрядом,Брошены на липкой мостовой,Упирались бы стеклянным взглядом,Взглядом трупов, в купол голубой!А с балкона, расхлябаснув ворот,Руки положив на ятаган,Озирал раздавленный им городТридцатитрехлетний атаман…Шевелил он рыжими усами,
