— Если вы так хотите, — сказала она, все еще колеблясь… — Я сейчас узнаю, дома ли он. — Она потянулась к телефону, но ее рука встретилась с лежащей на трубке рукой Кручинина.

— Сделаем ему сюрприз неожиданным по явлением, — с улыбкой сказал он.

— У нас с ним… не такие дружеские отношения, чтобы…

— Ничего.

— Я все-таки позвоню.

— Право, не стоит.

— Я не очень твердо помню его адрес. Давайте спросим его хотя бы о номере квартиры, чтобы не плутать по подъездам, — настаивала Фаншетта. — Там огромный дом. Такой большой, масса подъездов… Хотите еще чаю?

— Лучше одевайтесь, чтобы не терять времени.

— Почему вы не позволяете мне позвонить?

— Я — вам? — Кручинин рассмеялся. В искусстве притворяться он мог поспорить со своей противницей. — Звоните, если вам так хочется.

Произнося это, Кручинин замер на диване, где сидел. Перед тем он проявлял совершенно несвойственную ему суетливость. Его руки двигались за спиной, где он, по-видимому, пытался скрыть их от внимания Фаншетты. А тут вдруг совершенно успокоился.

— Что же, звоните, — повторил он с видом полного равнодушия. — Только не думайте, что я вам в чем-то не доверяю.

Фаншетта сняла трубку и набрала номер.

Через ее плечо Грачик следил за ее пальцем, бегавшим по диску, и запомнил набранный номер.

— Макс?.. Это ты, Макс?.. — спросила она в трубку. — Я сейчас приеду. Со мною товарищ Кручинин… Макс… Ты слушаешь?.. Алло, Макс… Не то нас разъединили, не то он бросил трубку, — с досадой произнесла она, вопросительно глядя на Кручинина.

— Наверно, ему не понравилось то, что я увязался за вами, — с улыбкой сказал Кручинин.

— Ну… почему же, — проговорила она, видимо успокоившись.

— Как вы думаете, он меня знает? Вы ведь не объяснили ему, кто такой Кручинин. Может быть, позвонить ему еще раз, чтобы он нас подождал?

— Нет, не стоит, — сказала она. — Я ведь сказала, что мы сейчас приедем… Шляпа мне не нужна. Вы ведь в машине?

— Да.

Волнение, с которым она не могла справиться несколько минут тому назад, сменилось полным спокойствием.

— Так поехали?

Дом на Прорезной занимал задворки чуть ли не целого квартала. Виднелось не менее десятка подъездов.

Хотя пятнадцать минут тому назад Фаншетта заявила, что нетвердо помнит адрес брата, но теперь она уверенно шла к подъезду и поднималась по лестнице.

По перехваченному выразительному взгляду Кручинина Грачик понял: уверена, что «братец» улизнул.

«Тем хуже для нас», — подумал Грачик.

Едва Фаншетта дотронулась до кнопки звонка, как дверь распахнулась. За нею был мрачный зев совершенно темной прихожей.

Фаншетта отшатнулась, словно никак не ожидала, что дверь может так быстро отвориться.

Кручинин шагнул в темноту.

По выработанной у друзей системе, Грачик остановился так, чтобы загородить выход, но дверь и без того уже захлопнулась за его спиной. Одновременно в передней вспыхнул свет, и они очутились лицом к лицу с сухощавым мужчиной среднего роста. Его бледное лицо с резкими чертами было обрамлено нерасчесанной короткой бородкой. Лишенные выражения серые глаза неподвижно уставились в лицо Кручинина.

— Вы удивлены? — спокойно спросил Кручинин.

Хозяин ничего не ответил.

— Мы ворвались к вам так неожиданно и непрошенно, — продолжал Кручинин.

Хозяин посмотрел на прижавшуюся спиной к притолоке Фаншетту. В его холодном взгляде по- прежнему не было ясно выраженного настроения или мысли, но, право, Грачик не хотел бы быть сейчас на месте этой дамы.

Кручинин повесил шляпу на крючок и непринужденно обратился к незнакомцу:

— Где мы сядем, чтобы поговорить?

Фаншетта все стояла у притолоки с судорожно сцепленными пальцами рук, с опущенным взглядом. Кручинин взял ее под руку и остановился в ожидании, пока пройдет хозяин. Тот, продолжая хранить молчание, толкнул дверь и, не оборачиваясь, вошел в первую комнату. Это было что-то вроде рабочего кабинета, выполнявшего в то же время функции столовой, или, наоборот, столовая, одновременно служившая рабочей комнатой.

Пройдя несколько шагов, хозяин приостановился и через плечо вопросительно глянул на Кручинина.

— Если вы не возражаете… — сказал Кручинин, оглядывая комнату, — мы посидим здесь…

Он придвинул себе стул и жестом пригласил остальных занять места. Фаншетта в бессилии упала на свой стул и закрыла лицо руками. Хозяин продолжал стоять, опершись о спинку стула. Он ни на кого не глядел. Его глаза были устремлены куда-то в центр обеденного стола.

Хотя обстоятельства, казалось, были мало подходящими для экскурсов в область психологии, Грачик не мог отделаться от преследовавшего его желания разгадать выражение глаз хозяина. И он почувствовал подлинное облегчение, когда вдруг нужное определение пришло: опустошенность. Если верить старому убеждению, что глаза — зеркало души, то душа стоящего перед ним человека была пуста, как скорлупа гнилого ореха. В ее «зеркале» не отражалось ни любви, ни ненависти, ни страха, ни каких бы то ни было иных чувств — оно было мертво. Перед Грачиком было живое двуногое с мозгом, но без души, с мыслями, но без чувств.

— Ну что же, — произнес Кручинин, — может быть, кто-нибудь из вас заговорит первым? — Он обратился к Фаншетте: — Хотя бы вы.

Не отнимая ладоней от лица, Фаншетта в смятении замотала головой.

— Прежде всего мне нужны… перчатки — из свиной кожи, — спокойно сказал Кручинин.

Фаншетта взглянула было на обладателя встрепанной бороды, продолжавшего молча, неподвижно стоять, но тотчас, словно спохватившись, отвела взгляд. Однако этого было достаточно — Кручинин уверенно обратился к хозяину:

— Давайте перчатки!..

Тот продолжал стоять все в той же равнодушной позе. Если бы до этого Грачик не убедился в способности бородача слышать, он готов был бы теперь поручиться, что перед ним глухонемой. И тут хозяин заговорил:

— Обыск? Вы, очевидно, забыли, что находитесь в Советской стране, где права граждан охраняет закон.

— Это лекция? — иронически спросил Кручинин.

— Может быть, и лекция, хотя, по моим данным, вы юрист.

— Вот как? — Кручинин явно развеселился. — Значит, я для вас не незнакомец и, вероятно, не такой уж неожиданный гость, как думал?

С прежней монотонностью, словно он не слышал слов Кручинина, хозяин продолжал: