вскоре заняла весь экран. Какие-то желтые и красные огни, летящие в черную пустоту. Лишь через некоторое время Георг понял, что это видеосъемка, сделанная из движущегося автомобиля: желтый свет фар и красные габаритные огни, подрагивающие от тряски в машине. Изредка в поле зрения на секунду попадали капот, дворники, край ветрового стекла или часть рулевого колеса. Машина двигалась на большой скорости; желтые и красные огни пролетали мимо, как ракеты. Она преследовала другой автомобиль, цепко держась за его габариты и вместе с ними меняя полосу для обгона. Все маневры выполнялись резко и жестко. Один раз два летящих навстречу желтых огня пронеслись мимо, словно искры. Фильм был без звука.

Дорога быстро пустела. Когда встречные желтые огни кончились и остались лишь два красных «габарита» прямо по курсу, машина резко выдвинулась вперед и поравнялась с преследуемым автомобилем. Камера повернулась вправо: в кадре на секунду появилось лицо водителя в профиль. Изображение несколько раз подпрыгнуло, в кадре промелькнули потолок машины, ноги — словно кто-то ударом кулака выбил камеру из рук снимавшего. Несколько секунд Георг ничего не мог разобрать.

Потом в кадре появились обе машины. Они стояли на обочине. Одна оттеснила другую в кювет. Двое мужчин в свете фар избивали третьего. Механические ритмичные движения, напоминающие работу насоса. Когда тот упал на землю, они принялись бить его ногами. Потом камера наехала на окровавленную голову неподвижно лежащей жертвы; носок ботинка, поворачивающий голову, вид анфас, потом с другой стороны. Тихий щелчок — и экран погас, проглотив изображение. У Георга по спине поползли мурашки. Это был он. Они сняли на видео, как догнали и избили его, когда он возвращался из Марселя.

— Мой молодой друг!

Дверь открылась, вспыхнул яркий свет, и в комнату шумно и весело ввалился Булнаков. Такой же толстый, как и прежде, только теперь вместо рубашки с расстегнутым воротом, закатанными рукавами и кругами пота под мышками на нем был синий костюм-тройка. Пахнуло одеколоном. По-английски он говорил с тем же жестким акцентом, что и по-французски.

— Ну до чего же бестолковая эта Янис! Привела вас в этот темный чулан! Идемте наверх, в мой кабинет.

Георг последовал за ним мимо карты мира, вверх по винтовой лестнице, на следующий этаж, в пустое помещение с огромными картинами на стенах, изображавшими деревья, и через двойную дверь в следующее. Булнаков говорил не умолкая:

— Да, это мало похоже на нашу контору в Кадене, верно? Кстати, здесь не помешал бы зеленый ковер. На мой взгляд, они тут немного перестарались с деревянной отделкой и без зелени листвы коричневый цвет не работает. Сколько сил и нервов мне стоило выбить у них эти картины с деревьями! Ах, там, на юге, с этим все было проще — чистая импровизация! Но и в этой импровизации была своя прелесть. И вообще — неплохое было время. Хотя что значит «там, на юге»? Вы ведь знаете, что Нью-Йорк расположен на той же широте, что и Рим? И уже, наверное, успели прочувствовать на собственной шкуре нашу влажную жару. Нет, ну надо же — взял и полетел в Нью-Йорк, в Новый Свет! Надеюсь, вы не обидитесь на меня, если я скажу, что вы меня удивили, что я совсем не ожидал от вас такого? Но как бы то ни было, вы здесь, и я говорю вам: добро пожаловать в Сити и добро пожаловать в мой офис!

Булнаков закрыл дверь. Кабинет располагался в угловой комнате с окнами на две стороны; одна стена голая, на другой — картина с двумя шезлонгами под солнечным тентом перед широким морским простором. В углу между двумя окнами — большой письменный стол, напротив — угловой диван и несколько мягких кресел. Они сели. Дешевые эффекты, подумал Георг. Вот «темный чулан», дверь без ручки и кино — это было сильно. Им надо было дожимать его там, внизу. А теперь, после длинного перехода и булнаковской болтовни, страх у него уже прошел.

— Вот смотрю я на вас и могу с уверенностью сказать: вы стали другим. Это уже не тот робкий молодой человек, который…

— Достаточно. Это мы уже проходили. Вы, наверное, догадываетесь, что мне от вас нужно. Я разлюбил Прованс, а Прованс разлюбил меня. А чтобы начать новую жизнь в других краях, нужны деньги. Именно их я и намерен получить от вас.

— Деньги… — Булнаков вздохнул. — Если бы тогда, в Кадене, вы согласились на финансовое решение вопроса, вы избавили бы нас — и прежде всего себя — от кучи неприятностей. Но теперь все неприятности позади, история наша закончена, заключительный аккорд прозвучал, итоговая черта подведена, смета закрыта. В моем распоряжении уже нет денег, которыми я мог бы воспользоваться в данной ситуации.

— Закончена? Эта история потянет на роман с продолжением. Если уже вторая часть оказалась настолько увлекательной — во всяком случае, для меня! Смена декораций: вместо провинциального захолустья — город с мировым именем, вместо задрипанного кабинетишки — элегантный офис, вместо переводов — редкие металлы и породы дерева, вместо мсье Булнакова — мистер Бентон. Хотя интересы и действующие лица остались прежними. Что же говорить о третьей части, когда на сцене появятся любопытные репортеры, полиция и ЦРУ!

— Давайте не будем повторяться. Мы, кажется, еще в Кадене выяснили, что полиция не самый приятный способ решения ваших проблем.

Булнаков покачал головой, на лице его появилось сочувственно-раздраженное выражение, с каким увещевают капризного ребенка.

— Я и пришел к вам потому, что два миллиона долларов для меня более приятный способ решения моих проблем, чем полиция, ЦРУ или пресса. Но если вы не готовы принять мои условия, то я уж как-нибудь переживу маленькие неудобства, которые, возможно, возникнут у меня после обращения в полицию.

Георг подчеркнул «маленькие неудобства» и «возможно».

— Два миллиона долларов?.. Вы что, спятили?

— Хорошо, тогда три миллиона. Не забывайте, любезнейший, что я очень огорчен всем случившимся со мной. Я любил свою жизнь в Кюкюроне, любил своих кошек и ценил неприкосновенность своего тела как выражение моей целостности. И уж если вы хотите, чтобы я лишил себя этого удовольствия — устроить грандиозный скандал, то вам действительно придется хорошенько раскошелиться!

Булнаков рассмеялся:

— Как вы себе это представляете? Просто заявитесь в ЦРУ, вызовете дежурного офицера и расскажете ему свою историю? И раскроете страшную тайну — что за скромным фасадом «Таунсенд энтерпрайзес»…

— …скрывается русская или польская разведка.

— Чему бы грабли ни учили, а сердце верит в чудеса!.. — захохотал Булнаков, хлопая себя по ляжкам; его огромный живот колыхался. — Нет, вы просто прирожденный юморист!

Георг терпеливо ждал.

— Если это вас так интересует…

Булнаков наконец успокоился.

— …сначала я пойду к представителям прессы. Мы вместе просмотрим сделанные мною копии кое- каких документов и фото, а там пусть они сами решают, когда мне отправиться в ЦРУ или в полицию. У них богатый опыт в таких делах и прекрасное чутье в отношении выбора момента. Да, кстати, вы, как я имел возможность убедиться, располагаете богатым видеоматериалом, но, может быть, вас порадует этот фотосувенир. Он напомнит вам о прекрасной жизни в Провансе, о нашей прекрасной жизни в Провансе.

Георг достал фотографию, на которой был запечатлен Булнаков за рулем своей «ланчи» — локоть на опущенном стекле, солнце на лице и на номерном знаке, и протянул ее Булнакову через стол.

— Хорошее фото. И хорошо вы сказали: наша прекрасная жизнь в Провансе. Вы действительно сделали большие успехи. Как жаль, что нам не суждено было поработать вместе там, на юге, в духе взаимопонимания и предприимчивости, которой теперь у вас хоть отбавляй. Очень жаль. И все по вашей милости, если позволите мне немного критики. Что же касается денег… — Он покачал головой. — Даже если мы забудем эту вашу неудачную шутку о трех миллионах, я не вижу… Хотя, с другой стороны… — Он подпер голову правой ладонью и потер средним пальцем левую бровь. Потом выпрямился. — Дайте мне пару дней. Я должен все обдумать, кое с кем переговорить. Вам звонить туда же? На квартиру вашего