провинций и связанная с попытками вооружённых выступлений и мятежами в 1632, 1636 и 1641 гг.
Как правило, провинциальная почва предполагала только одну эффективную форму дворянского протеста — вооружённый мятеж, так как все обычные проявления недовольства редко выходили за рамки региональных парламентов, штатов и дворянских ассамблей. Мятеж в провинции вспыхивал всякий раз, когда придворные заговорщики лишались надежды устранить кардинала Ришелье путём дворцового заговора. Провинция предоставляла также широкое поле действий, потому что гранды могли получать большую поддержку среди своих провинциальных клиентов, пополнять финансовые ресурсы и обзаводиться вооружёнными отрядами.
Далеко не все дворяне разорялись и спешили в Париж. Их неудовольствие королевской политикой часто связывалось с фиксальными притеснениями со стороны правительства: налогами на крестьян, а также военными сборами. Правда, мятежность провинций обретала свой смысл с наличием на месте сильного лидера, вокруг которого могла группироваться клиентелла. Обычно таковым являлся губернатор области или принц королевской крови, имеющий собственный апанаж. Вместе с тем не стоит преувеличивать возможности провинциального сепаратизма. Общефранцузская тяга к объединению вокруг единого политического центра — Парижа, принятие фигуры короля как главного источника всякой власти ставило под сомнение все начинания грандов в провинции, поскольку многие представители провинциального дворянства опасались новых гражданских потрясений, вспоминая разруху и опустошения времен Гугенотских войн и регентства Марии Медичи. Обычно мятеж столичных грандов вызывал интерес только на словах; региональная знать не проявляла желания вступать в конфронтацию с короной, усиление позиций которой несло стабильность положения массы дворянства. Правда, и грандов, и провинции в известном смысле объединяла фигура Ришелье — кардинал являлся объектом общей ненависти, хотя дворянство провинций часто было далеко от парижских событий и со времён войн не выдвигало существенных политических претензий к короне. Ненависть к Ришелье как бы подразумевалась, так как его имя связывалось обычно с прессом налогов и необоснованными репрессиями, однако интерес дворянства к мятежам был скорее свидетельством традиционной дворянской сословной корпоративности и редко сопровождался конкретными действиями. Лагеря мятежников были малочисленны и организационно слабы. Лидеров оппозиции в большинстве окружали их парижские клиенты, а мятежных губернаторов — их ближайшая свита из числа друзей и родственников. В целом провинциальное дворянство было очень пассивно в политическом отношении и лояльно настроено к короне. Недостаток сил гранды пытались компенсировать иностранной поддержкой, главным образом испанской, которая выражалась в деньгах и наемниках.
Каждый их трёх названных мятежей имел свои особенности, которые мы постараемся рассмотреть. Американский историк Р. Хардинг верно заметил процесс складывания ряда династий провинциальных губернаторов и постепенное превращение губернаторского поста в наследственный. Центральное правительство проявляло особую осторожность к мятежному духу этих провинций. Практически все одиннадцать крупнейших губернаторств Франции — Бретань, Бургундия, Шампань, Дофине, Гиень, Лангедок, Лионне, Нормандия, Пикардия и Прованс — в XVI–XVII вв. предоставлялись высшей знати, грандам. Губернаторы представляли в провинции короля и возглавляли дворянское ополчение.
Вообще, губернаторства стали появляться с постепенной централизацией Франции. Бывшие герцогства и графства волей короны превращались в генеральные наместничества и губернаторства. Королевская власть назначала губернаторов из числа преданных престолу персон, возводя их в сан герцогов и пэров. Это было необходимо, чтобы избежать неповиновения со стороны представителей царствующей фамилии мужского пола, поскольку родственники королей не прочь были рассматривать предоставленный им апанаж как собственное владение. До Гугенотских войн подобный путь был очень эффективен, однако гражданские смуты и слабость последних Валуа способствовали тому, что губернаторы начали действовать самостоятельно. Вплоть до прихода к власти Ришелье королевскую юрисдикцию в ряде районов Франции можно было считать весьма условной. Апеллируя к традиции, губернаторы часто напоминали короне о своих привилегиях. Из двадцати губернаторов крупных провинций в мятежах и придворных интригах 1630–1642 гг. участвовало, по нашим подсчётам, семь человек. Имеются в виду герцог де Бельгард Роже II де Терм де Сен-Лари, губернатор Бургундии, граф Суассонский Луи де Бурбон, губернатор Шампани и Дофине, герцог д'Эпернон Жан де Ла Валетт, губернатор Гиени, герцог Генрих II де Монморанси, губернатор Лангедока, герцог д'Эльбеф, Шарль II Лoтарингский, губернатор Пикардии, герцог де Гиз, Шарль (Карл) Лотарингский, губернатор Прованса, и герцог де Руанне, Луи де Гуфье, губернатор Пуату. Список довольно впечатляющ, хотя в вооружённых мятежах были замешаны только граф Суассонский и герцог де Монморанси.
Историки в основном единодушны в оценке отношения губернаторств к центральной власти. Ю. Meтивье считает, что имела место тенденция к наследственности губернаторской должности и последняя не подлежала купле-продаже. Он называет губернаторов полукоролями, которые были опасны своими клиентеллами и поэтому находились под особым вниманием Ришелье. Кардинал сместил самых строптивых из них, однако не пытался умалить саму важность губернаторств, не посягал на наследственный характер губернаторского поста. Среди остальных десять губернаторов были безусловно лояльны к короне, включая самого Ришелье, губернатора Бретани. Они являлись представителями семей, преданных трону, — Ледигьеров, Шомбергов, Виллеруа, Альберов, Витри и Валуа-Ангулемских. Позиция остальных обладателей губернаторской должности, связанная с политической пассивностью в период последних лет правления Людовика XIII и Ришелье, объясняется их пониманием невозможности опереться на провинциальное дворянство.
Заботы этого дворянства были довольно отличны от требований грандов. Оно мечтало о расширении земельных владений, бенефициях, должностях и синекурах и рассчитывало на понимание короны. Дворяне провинции редко добивались высоких постов при дворе, в армии или административном аппарате благодаря покровительству губернаторов, потому что влияние последних сильно ограничивал растущий авторитет короны, а сами губернаторские династии были фактически отстранены от занятия функциональных придворных должностей и реальных рычагов придворной игры. Многие губернаторы — мятежники эпохи регентства Марии Медичи — во время министерства кардинала Ришелье убедились в несостоятельности открытых попыток изменить внутреннюю ситуацию в стране. Их основная политическая роль уже была сыграна, а клиенты их фамилий пытались искать уже новых, придворных покровителей. В частности, речь идёт о герцогах де Лонгвиле, Шоне, Монбазоне и некоторых других. Их поддержка мятежников в провинциях была пассивной, а взаимные ccоры и местничество не позволяли действовать сколько-нибудь слаженно. Восстание провинциальной знати могли организовать, таким образом, молодые люди послевоенного поколения, не обременённые опытом и памятью полувековых гражданских войн и, без сомнения, участвующие в активной жизни двора. Только двор — постоянный источник раздоров и интриг — мог подтолкнуть их к вооружённому выступлению. Придворные неудачи — крушение всех предыдущих заговоров — прямо способствовали этому. Главным инициатором провинциальных мятежей можно назвать брата Людовика XIII герцога Гастона Орлеанского, который бежал в свой апанаж — герцогство Орлеанское — после провала заговора Марии Медичи и «Дня одураченных». Летом 1632 г. вместе с губернатором Лангедока герцогом де Монморанси, первым бароном Франции, он поднял открытый мятеж на юге Франции. Следующая попытка добиться устранения главного министра связана с событиями на северо- восточном фронте, когда шли военные действия с Габсбургами. Её также возглавил Гастон Орлеанский и граф Суассонский, принц крови, троюродный брат короля. Это предприятие не стало массовым. Наконец, в 1641 г. граф Суассонский организовал серьёзный мятеж, едва не стоивший поста и жизни кардиналу Ришелье. Все попытки провинциального сопротивления финансировались Испанией и были тесно связаны с парижским двором.
Гастон Орлеанский вступил на территорию Франции со стороны герцогства Лотарингского, где он жил в эмиграции с 1631 г., с намерением соединиться с силами Монморанси на юге. Ришелье был извещён об их совместном выступлении заблаговременно. Герцог Генрих де Монморанси являлся крестником Генриха IV, маршалом Франции, прославившимся в борьбе с гугенотским движением. Скорее всего, причиной его участия в восстании стал отказ Людовика XIII произвести его в коннетабли Франции, что было сделано по совету Ришелье, хотя эта должность была наследственной в его семье и рассматривалась как фамильная собственность. Герцог рассчитывал на милость ещё потому, что в своё время помог Ришелье в 1630 г. сохранить его положение, поэтому отказ прозвучал как неприкрытое оскорбление. Возможно,
