литературе. Так, Ж.-М. Констан, автор книги о заговорщиках времён Ришелье, вообще не увидел его самостоятельной силы, сделав вывод, что от мятежа Монморанси 1632 г. до заговора Гастона Орлеанского 1637 г. не было серьёзных попыток устранить Ришелье.

Нельзя недооценивать возможности окружения Анны Австрийской, которое только на первый взгляд кажется слабым, неорганизованным и пассивным по сравнению с другими партиями. События 1632 и 1637 гг., когда были предприняты серьёзные попытки королевы и герцогини де Шеврез влиять на политику Франции, свидетельствуют о решительности клиентеллы королевы Анны.

В первом случае заговорщики действовали по старой схеме, стремясь заменить Ришелье своей креатурой — лицом, которое пользовалось также доверием короля и было бы влиятельно в стране. В 1630 г. такой вариант не удался, и ставленник Марии Медичи, видный правовед и хранитель печати Франции Мишель де Марийак, уже было взявший в свои руки бразды правления, был отправлен в тюрьму. Но идея предложения королю более молодого и энергичного министра оставалась популярной. Таковым мог стать, по мнению герцогини де Шеврез, новый хранитель печати Шатонеф, считавшийся клиентом кардинала. Осенью 1632 г., после подавления вооружённого мятежа на юге Франции и казни организатора — герцога де Монморанси, равно как и части его сторонников, многие дворяне были возмущены суровостью наказания. Настроениями двора попыталась воспользоваться Анна Австрийская и её окружение, предполагая, что настало время использовать всеобщую ненависть к Ришелье и предложить иную кандидатуру на пост главного министра. Шатонеф переметнулся на сторону королевы, предав Ришелье, но ошибся, ожидая, что другие советники и его подчинённые последуют его примеру. Окружение кардинала в совете вновь отстояло своего патрона, блокировав все действия хранителя печати, равно как и королевы. Анна недооценила степень корпоративной преданности Ришелье со стороны его административной клиентеллы и лояльность штатных придворных. С этого момента главной целью всех мятежников и заговорщиков становится физическое устранение Ришелье как единственно возможный путь спасения от диктаторского режима. Все участники заговора осени 1632 г. подверглись разного рода репрессиям — главным образом тюремному заключению и ссылкам.

Пострадали прежде всего дамы из семейства Роганов — герцогиня Мария де Шеврез и её кузина принцесса де Гемене, Анна де Роган. Последняя, одна из самых образованных аристократок Франции, была преданна Анне Австрийской и без конца интриговала против Ришелье. Ей было предписано покинуть Париж, так же как и герцогине де Шеврез, ближайшей наперснице королевы. Вообще, Шеврез играла такую же роль в жизни Анны, какую играл Ришелье в жизни Людовика XIII. Именно она уже из ссылки толкнула королеву на очередной заговор в 1637 г. После 1632 г. Анна Австрийская оказалась ещё в большей изоляции, чем прежде. Недооценивая прочность альянса «кардинал — король» и всю силу кардиналистов при дворе, царствующая королева пыталась просто представить Людовику XIII нового главу Королевского совета, своего ставленника, добиваясь отставки одиозного министра и смены политических ориентиров. В этом ей помогали главным образом клиенты из семьи Роганов и старый герцог д'Эпернон, единственный из грандов, кто отважился после казни первого барона страны Монморанси сразу же поддержать королеву. Решившись стать во главе заговора, Анна становилась основной оппозиционной кардиналу, а значит и королю, фигурой в стране. Маски были сорваны и война была объявлена. Для Анны Австрийской 1630-е годы стали чёрными временами.

Необходимо сказать, с другой стороны, что традиционное представление о кровавом режиме Ришелье не соответствует истине. На самом деле в эпоху его министерства дворян на плахе пострадало не больше, чем в иные правления. Иное дело, что многие заговорщики оказывались в тюрьмах и ссылках, причём последним кардинал отдавал явное предпочтение. Свои мысли в этой связи он выразил в «Политическом завещании»: «Не существует большей беды, настолько способной погубить государство, как льстецы, злые языки и определённые умы, желающие только устраивать заговоры и плести интриги при дворе Нужно изгонять носителей этой общественной заразы и никогда не приближать их, пока их злоба полностью не исчезнет…» Чтобы обеспечить стабильное царствование монарху и продолжить курс на усиление его власти, Ришелье полагал навсегда избавляться от тех, кто хотя бы однажды в чём-то проявил своё неповиновение короне. Наилучшим способом наказаний он видел ссылку в провинцию, что было особенно тяжело после насыщенной событиями жизни при дворе, для многих дворян — единственного источника обогащения или даже существования. Поэтому неудивительно, что некоторые придворные в 1630-е гг. предпочитали открыто не выступать против существующего политического режима, может, только втайне сочувствуя оппозиционным партиям. Но всё же значительная часть благородного сословия при дворе считала себя обязанной «быть мятежной». Так, Ларошфуко в событиях 1637 г. предпочёл выступить на стороне королевы и поплатился за это шестью годами, проведёнными вдали от двора: «Мой отец и г-н де Шавиньи (один из клиентов Ришелье. — В.Ш.) решительно заявили, что мне никогда больше не видать двора, если я позволю себе отправиться в Тур по просьбе королевы, где пребывала (в ссылке. — В.Ш.) г-жа де Шеврез».

Герцогиня де Шеврез была единственной дамой из числа высшей знати, допущенной в постоянную свиту королевы. После 1630 г. Ришелье простил ей интриги 1620-х гг. в обмен на слежение за королевой, в чём просчитался. Остальные знатные аристократки вслед за своими мужьями либо были удалены в провинцию, либо не проявляли оппозиционных настроений. Тем не менее ни одна герцогиня или принцесса не входила в штат дома королевы, только изредка сопровождая её при больших церемониях. Ришелье и Людовик XIII не могли допустить создания сильных дворянских клиентелл при дворе и внимательно следили за столичными грандами. Не меньшую опасность кардинал видел и в родовитом дворянстве, ставшем особенно активным после «Дня одураченных». Ришелье писал, что «недостаточно просто удалять грандов по причине их могущества; необходимо делать то же самое и с остальными по причине их озлобленности. Все они являются равно опасными». Активность среднего дворянства свиты королевы особенно возросла после начала военных действий против Испании и блока Габсбургов в 1635 г., когда Франция вступила в Тридцатилетнюю войну. Ларошфуко свидетельствует, что неудачи на фронтах в первые два года «оживили различные группировки и породили среди врагов кардинала умыслы на его власть и даже на самое жизнь».

Испанке Анне Австрийской было тяжело воспринимать войну с её родиной — то, чему она обязалась воспрепятствовать перед своим домом, и это обстоятельство привело её к организации очередного заговора, последнего в её жизни. Необходимо заметить, что её новое окружение, сформировавшееся в 1632–1633 гг., за четыре года консолидировало свои ряды и подтолкнуло королеву на новый заговор. Дамы сыграли в нём решающую роль. Будучи отрезанной от ссыльных друзей, Анна Австрийская сумела обеспечить с ними постоянные контакты, в частности, со ссыльной герцогиней де Шеврез и членами семей Гизов и Роганов. В её придворном штате и свите также находились преданные ей представители фамилий Ларошфуко (принц де Марсийак, будущий герцог-мемуарист Франсуа VI, его кузина — гофмейстерина маркиза де Сенесе, её дочери и др.), Мотье де Ла Файетт (духовник королевы Франсуа, епископ Лиможский, наставница фрейлин Эстер, её дочь Изабелла и племянница Луиза-Анжелика), Отфор (фрейлина Мария и её бабка мадам де Ла Флот, хранительница гардероба и драгоценностей королевы) и Комменж (Франсуа, сир де Гито, капитан гвардии королевы и др.), не считая иных, менее знатных семей. Все они были связаны друг с другом родственными и дружескими узами и составляли клиентеллу королевы.

Анна Австрийская, однако, не была готова к заговору и опасалась за свою судьбу после падения Шатонефа. Окружённой шпионами опальной королеве было чрезвычайно сложно осуществлять функцию посредницы между эмиграцией и внутренней оппозицией при дворе и в провинции — этим, очевидно, объясняется её относительное политическое молчание после 1632 г. Только начавшаяся война предопределила решение королевы хоть каким-нибудь способом подорвать положение Ришелье. Анна выбрала дипломатический вариант, поскольку прежние формы и методы борьбы ни к чему не привели. В 1636–1637 гг. с помощью своих клиентов она создала хорошо отлаженную сеть обмена корреспонденцией с Лотарингией, Англией и испанскими Нидерландами, пытаясь добиться дипломатического давления со стороны европейских стран на Людовика XIII, раздражённого неудачной войной, которую поддерживал Ришелье. Однако кардинал вновь успел перехватить инициативу, представив дело королевы как предательство интересов Франции, что до сих пор поддерживается в литературе. Правда, если посмотреть на содержание переписки непредвзято, то, по мнению американского историка А.Л. Мута, «в