Герцог д'Эльбеф в 1631 г. в составе свиты Гастона Орлеанского бежал за границу, где присоединился к Марии Медичи и вернулся во Францию только после смерти Людовика XIII. Судя по составу участников заговора 1630 г., первую роль в нём играли принцы Гиз-Лотарингского дома, объединившие усилия своего фамильного клана и клиентов с тем, чтобы с помощью Марии Медичи добиться восстановления былого могущества при дворе. Они принимали во внимание и непростую династическую ситуацию в доме Бурбонов, продолжая надеяться если не на обретение, то на максимальную родственную близость к короне Франции.
Предотвратить своё падение Ришелье удалось, согласно мемуарам герцога де Ларошфуко, во многом благодаря давнему соперничеству кланов Гизов и герцогов де Монморанси. Генрих II де Монморанси предупредил о грозящей министру опасности, желая фиаско конкурирующей клиентелле. В благоприятном случае он надеялся на благодарность кардинала.
Провал заговора Марии Медичи и Анны Австрийской повлёк за собой важные изменения при дворе и прежде всего перегруппировку оппозиционных сил, пересмотр взглядов на формы борьбы. Очевиден был распад мощного клана Гиз-Лотарингских, который с этого момента начал сходить с политической сцены, а вместе с ним происходило крушение движения «благочестивых» и всего наследия Лиги XVI в. Боязнь возмездия короны, которая ещё более укрепила свои позиции, заставила многих аристократов — участников заговора бежать вслед за королевой-матерью и братом короля за рубеж, во враждебные Франции страны — испанские Нидерланды и герцогство Лотарингское. Оставшиеся при дворе, разочарованные неудачей, вынашивали планы свержения министра более радикальным путём — путём открытого мятежа. Неудача мирной формы борьбы провоцировала на более решительные действия. Третьим следствием заговора 1630 г. было то, что оппозицию при дворе возглавила царствующая королева Анна Австрийская, в 1632–1637 гг. практически в одиночку противостоявшая Ришелье. Принц де Марсийак, будущий герцог де Ларошфуко, писал: «Владычество кардинала Ришелье показалось мне вопиющей несправедливостью, и я решил для себя, что партия королевы — единственная, к которой по долгу чести мне подобает примкнуть».
Поражение «благочестивых» вовсе не было предрешено, более того, они были почти на грани, успеха. Однако «кардиналисты» в последний момент смогли уговорить короля вернуть Ришелье. Клиентеллу Марии Медичи разлагали внутренние взаимные ссоры грандов, их самонадеянность, открытая конкуренция с другими клиентеллами и невозможность вследствие этого прочного политического союза. «Кардиналисты выгодно отличались от них единством действий, xорошей организацией и, главное, покровительством короля. Личные претензии к Ришелье смыкались с политическими требованиями к короне, и потеря всякой власти Марией Медичи означала крах ожидания её клиентов. В 1630-е гг. многие гранды отказались от всяких форм борьбы с короной, пассивно наблюдая за событиями. Правда, часть из них находилась в эмиграции, другая присоединилась к мятежу герцога де Монморанси в 1632 г., но большинство предпочитало искать мирные пути влияния на дела королевства, используя для этого институт двора и тайное кредитование короны. В активную борьбу вступило молодое поколение придворных, главным образом из среднего дворянства, взяв на себя почётную обязанность устранения Ришелье. Знаменем «благочестивых» стала Анна Австрийская.
Анна Австрийская была первой царствующей королевой Франции, рискнувшей открыто вмешаться в большую политику. Несомненно, здесь сказалось то, что королева была испанкой, где женщины допускались к наследованию трона и становились правительницами страны в случае временного отсутствия монарха. Анна Австрийская, в течение нескольких лет являвшаяся наследницей испанского трона до рождения своего брата Филиппа, в одиннадцатилетнем возрасте стала невестой Людовика XIII. Исполненная собственного величества, как никакая другая французская королева, Анна прибыла во Францию (1615 г.) уже с определёнными политическими взглядами. Перед отъездом её отец Филипп III дал дочери такие наставления: «Помните, что Вы — испанка, и нужно не допустить, чтобы Ваш муж разрушил связи между нашими государствами». Этим инструкциями королева следовала вплоть до 1637 г. — времени прекращения своей открытой борьбы с кардиналом.
Чувство долга испанской принцессы заставляло её поддерживать тесные отношения с испанским посольством в Париже и информировать Мадрид обо всех важных моментах французской политики. Также королева пыталась оказывать влияние на своего мужа, особенно до 1624 г., что было довольно заметно. Однако после начала министерства Ришелье отношения супругов испортились благодаря вмешательству кардинала, а также ревности королевы-матери. В частности, Ришелье сумел представить Людовику XIII, что Анна занимается делами, не соответствующими её предназначению. Лишённая прежних отношений с супругом, королева втягивается в политические интриги и объявляет кардинала своим личным и политическим врагом. С помощью своей подруги Марии де Шеврез, жены обер-камергера двора герцога Клода де Шевреза, Анна Австрийская завязала отношения с высшей аристократией и явилась организатором и участницей практически всех крупных заговоров против Ришелье, желая путём его устранения повернуть внешнеполитический руль Франции на происпанский курс и добиться мира между королевствами её мужа и её брата. На это её толкал не только долг и происхождение, но также желание отомстить кардиналу в угоду своим амбициям. Она не скрывала, что считает Ришелье временщиком в Королевском совете и намерена следовать опыту своей матери Маргариты Австрийской, которая после долгих лет борьбы с первым министром Испании герцогом Лермой добилась его падения.
После бегства Марии Медичи и Гастона Орлеанского оппозиционные придворные объединились вокруг фигуры Анны Австрийской во многом благодаря тому, что она оставалась единственным членом королевской семьи, кто ещё противостоял кардиналу. Очевидно также, что никто из них не видел в Анне лидера, но она сама и её дом были удобной ширмой для осуществления враждебных Ришелье планов. Придворным заговорщикам из среднего дворянства и грандам требовалось покровительство королевы, которое само по себе обладало «сакральным смыслом». Помощь и совет королеве считались почётным долгом, и каждый дворянин полагал за честь стать на сторону притесняемой государыни, выдержав экзамен на звание придворного через участие в заговоре. Преданность Анне Австрийской рассматривалась как форма протеста против «тирании» Ришелье. Королева скорее была символом борьбы, боготворимым идеалом, ради которого можно было выражать неудовольствие проводимой политикой и чувствовать себя обязанным поддерживать все оппозиционные настроения». Так думал Ларошфуко, описывая двор 1630-х гг.
Однако были и иные мотивы для присоединения к партии Анны Австрийской, более циничные, прозорливые и меркантильные. Так, Эдм де Ла Шатр писал в своих мемуарах: «Видя, что нет повода надеяться на внимание к себе, пока кардинал Ришелье всемогущ, и так как я не мог безропотно ему подчиняться, тем более что я поддерживал такие дружеские связи и контакты, которые могли бы ему показаться подозрительными, я посчитал, что должен подумать и принять сторону какой-нибудь другой партии, к которой однажды могла повернуться фортуна. Размышляя об этом, я не нашёл ничего ни более справедливого, ни более обнадёживающего, чем партия королевы, потому что король был очень болен и не мог дожить до того, как его сын достигнет совершеннолетия, а регентство неминуемо должно, спустя немного лет, попасть в руки этой государыни <…>, которая неспособна забыть тех, кто был близок к ней во времена её немилости». Речь идёт о 1638 г., когда Анна Австрийская произвела на свет долгожданного дофина Людовика, хотя и не улучшила этим существенно своё положение при дворе. Однако Людовик XIII был уже серьёзно болен и действительно вставал вопрос о регентстве после его смерти. Интересно отметить, что Ришелье был уверен, что удержится у власти, найдя общий язык с королевой.
Своеобразие двора Анны Австрийской заключалось в том, что составляющие его придворные менялись едва ли не ежегодно, как правило, после неудачи очередной интриги. Граф де Бриенн, государственный секретарь, клиент Ришелье, симпатизирующий королеве, писал: «Его Высокопреосвященство хотел видеть в окружении королевы только выбранных по его желанию лиц». Главную роль в этом окружении в 1630-е гг. играли знатные дамы, которые, предчувствуя неминуемую ссылку, пытались за короткий срок сделать как можно больше для партии королевы. Ришелье уделил им особое внимание в своём «Политическом завещании»: «…Фракции и волнения могут проистекать скорее от вмешательства женщин; женщины наиболее опасны, нежели мужчины, так как в их природе заложены разные виды обольщения, способные передвигать, колебать и опрокидывать кабинеты, дворы и государства, что является таким тонким и изворотливым злом, какое только может существовать». Политическая активность дома королевы между тем недостаточно оценена в
