жизненным багажом…

Леонид Невзлин, один из бывших руководителей и акционеров ЮКОСа, говорит, что эти черты в Ходорковском проступили довольно рано.

– Мише было 23 года, и уже тогда люди безошибочно понимали: он – лидер, разговаривать надо именно с ним. И происходило это не потому, что он обладал какими-то выдающимися внешними данными. Просто сила духа, сила интеллекта и чувство личной свободы в нем были буквально осязаемы, создавая ту особую ауру, которая и являлась отличительной чертой Ходорковского. Как-то так получалось, что он всегда был первым и далеко впереди всех.

– Когда я пришел к Ходорковскому на собеседование в «МЕНАТЕП», помню, мы беседовали о политике, экономике, о Советском Союзе, о развале страны… И меня поразила оригинальность и неординарность его мышления, какая-то не по годам мудрость, – говорит Алексей Кондауров, генерал-майор КГБ (ФСБ) в запасе, бывший глава информационно-аналитического управления банка «МЕНАТЕП», а затем ЮКОСа. – Мне тогда было 44, ему – 30. Четырнадцать лет – разница. Жизненный опыт разный. Я много чего повидал к тому времени… Но когда я с ним говорил, мне казалось, он старше меня и больше видел. Какая-то глубина не по возрасту чувствовалась в нем. Так что после собеседования с ним мне уже никуда не хотелось идти. А ведь после ухода из комитета безопасности у меня было несколько предложений в разные места. К Гусинскому, в том числе, звали… Остался у Ходорковского.

В общем, все эти качества Ходорковского, так напоминающие ельцинские, были присущи нашему герою и в 20 с лишним, и в 30, и в 40, и после 40…

Пожалуй, небольшое отличие между Ельциным и Ходорковским лишь в том, что первый был склонен к некоторому эпатажу, порою переходящему в крайности, в общении – косноязычен, прост и прямолинеен.

Сам Ходорковский говорит, что работа с Ельциным «не вызывала у него «внутреннего протеста». То есть не просто не будет что-то делать под давлением силы, а еще, если вдруг им овладеет внутренний протест, он тоже не будет ничего делать.

В общем, необычный человек. Если еще учесть, что вырос в «совке», где всем детям советовали свои внутренние протесты и переживания засовывать куда-нибудь подальше…

– А еще я очень уважаю Маргарет Тэтчер как великого государственного деятеля, управленца, который смог реально рационализировать экономику и бюрократический аппарат современного государства… – пишет мне Ходорковский из тюрьмы. Но это, видимо, уже совсем другая история…

А что еще не вызывало у Ходорковского внутреннего протеста? Видимо, Центры научно- технического творчества молодежи. Иначе как объяснить, что он даже не расстроился, когда после окончания Менделеевки ему не дали направления в научно-исследовательский институт, чьей тематикой он вроде бы интересовался…

1987 год. Он пробует создать свой ЦНТТМ. Ведь классно же! Именно сейчас могут быть востребованы инновационные проекты, многие из которых он видел пылящимися на полках в институте из-за неповоротливости бюрократической машины… Так что планов с головой окунуться в науку и посвятить ей, может быть, всю жизнь, у него к моменту окончания вуза не было. Просто так складывалась жизнь, что именно на период его молодости попала пора под названием «перестройка».

Постановление об образовании единой общегосударственной системы ЦНТТМ по всему СССР издает Горбачев. Это те самые ЦНТТМ, зарождавшиеся в недрах комсомола, те самые коммерческие предприятия, участие в которых Ходорковскому как бы невзначай, неофициально недруги поставят потом в вину. Да что ЦНТТМ, – даже комсомол в вину некоторые умудрятся поставить. Причем как бы «свои». Причем когда он уже в тюрьме сидеть будет…

Но до известных слов Олега Дерипаски о том, чего, мол, ждать от человека, который вышел из комсомола и не служил в армии, а также до тюрьмы в жизни Ходорковского еще далеко. А пока, пока он создает свой первый ЦНТТМ. Во Фрунзенском районе. Снимает маленькое помещение. Стол и два стула. Набирает несколько человек из Менделеевки. Начинают с компьютеров, как называет их его жена Инна, – «таких штуковин бешеных размеров». «Штуковины» привозят из-за рубежа, переустанавливают на них русскую клавиатуру, не без помощи друзей – «ботаников» из Менделеевки разрабатывают программное обеспечение и продают…

В его центр тянутся люди. Он ведь все предусмотрел: и расклейку объявлений, и рекламу в газетах. В одной комнате уже тесновато… По объявлениям в центр заглядывают и остаются в нем Невзлин из «Зарубежгеологии» и Сурков – из Института культуры. Режиссерский Сурков так и не окончит. А жаль…

Года через два центр превратился в банк. В банк «МЕНАТЕП».

Ну, и, конечно, у Ходорковского не было «внутреннего протеста» к такой штуке, как приватизация. С той лишь оговоркой: приватизация для него означала не деньги, а скорее возможность исполнить ту самую детскую мечту – стать директором большого на всю страну завода. Начинает со следующего – приватизирует почти всю отрасль производства стройматериалов Москвы, ряд металлургических заводов и прочее-прочее-прочее… Затем, окрепнув и встав на ноги, переходит к крупным научно-промышленным комплексам. И в 1995–1996 годах становится директором очень большого, на полстраны, завода – ЮКОСа. Мечта осуществилась.

Тут остановлюсь. О законности или незаконности, справедливости или несправедливости приватизации – не рассуждаю. Скажу только одно. Наш герой считает ее несправедливой. Но – законной. И это единственное обвинение – несправедливость приватизации, – которое он признает. И признает публично – в прокуратуре, в судах и… На этом «и» тоже остановлюсь. Потому что это «и» как-то очень усиленно замалчивает премьер Путин, а именно то, что приватизация 90-х годов могла быть реабилитирована. Весной 2003 года Ходорковский пошел к тогдашнему премьеру Михаилу Касьянову и предложил компенсировать издержки приватизации. Обсудив все с руководителями РСПП и крупными бизнесменами, Ходорковский даже разработал соответствующий законопроект, который и передал в правительство. Суть проекта – обязать владельцев крупных предприятий, приватизированных в 90-е годы, выплатить в бюджет РФ около $20 млрд. Выплаченные деньги Ходорковский предлагал сконцентрировать в специальном национальном фонде для финансирования общегосударственных стратегических программ. Касьянов передал проект закона Путину. Путин… промолчал. Правда, совсем замолчать не удалось – об идее Ходорковского компенсировать издержки приватизации 90-х рассказал в Европейском суде, давая там показания, Касьянов. Аналогичные показания он дал и в небезызвестном Хамовническом суде. В последнем, правда, все показания свидетелей защиты проигнорировали или извратили. Точно так же, как Путин проигнорировал предложение Ходорковского…

Это я все к тому, что за свою мечту – ЮКОС – Ходорковский расплатиться все же хотел и даже способ придумал, как это сделать.

А что касается «мечты», то она в 1995–1996 годах досталась ему вымирающей и вся в долгах. Он бросит все остальное, чтобы поставить на ноги ЮКОС. Бросит банк, распродаст и раздаст почти все ранее купленные предприятия. И будет вытаскивать ЮКОС из дерьма. Отныне все время проводя только на нем, на «заводе», к встрече с которым готовился всю предыдущую жизнь. Не вылезал из командировок, устраивался работать на месторождения в далеких регионах, в грязной спецовке вместе с работягами махал кувалдой…

В общем, необычный человек. Вот зачем ему, главе компании, сидеть на месторождении?.. А затем, что это очередная черта его характера – выжимать максимум из ситуации, в которой оказался. О ней стоит рассказать подробней…

В начале 90-х в возрасте 30 лет он понял, что со всем его огромным опытом и солидным образованием – Менделеевка и Плехановка (экономический) – ему не хватает другой базы –