воплощением чего-то стоящего за ним - души машины, аксиоматики всех двигателей.
А, может быть, это все мне только мерещится из-за одиночества, смешанного со страхом.
Важным же вещам я, однако, не могу найти объяснения. Почему “Кронос” два месяца назад, в Гамбурге, был оснащен значительно большим, чем требовалось, двигателем?
Люк в переборке за двигателем изолирован. Когда он захлопывается за мной, звук двигателя исчезает, и мне кажется, что я потеряла слух. Туннель спускается на шесть ступенек вниз. Оттуда на 25 метров тянется прямой, как линейка, коридор, освещенный закрытыми сеткой лампочками - точная копия того прохода, по которому мы с Яккельсеном прошли менее 24-х часов назад, но теперь это кажется далеким прошлым.
На полу номерами отмечены находящиеся внизу топливные танки. Я прохожу мимо номеров семь и восемь. Над тем местом, где расположен каждый танк, висит огнетушитель, пожарное покрывало и находится кнопка сигнализации. Не очень-то приятно, когда тебе на борту судна напоминают о пожарах.
Там, где заканчивается туннель, наверх поднимается винтовая лестница. Первый люк оказывается на левой стороне. Если мои предположительные расчеты верны, то он приведет в самый задний и самый маленький трюм. Я прохожу мимо него. Следующий люк находится тремя метрами выше.
Помещение резко отличается от тех, которые я видела раньше. Оно не более шести метров в высоту. Стены не поднимаются до верха палубы, а заканчиваются где-то в межпалубном пространстве, там луч света от моего фонарика теряется в темноте.
Краска со стен в помещении облупилась, оно все в пятнах, и видно, что его много используют. У одной стены сложены деревянные клинья, манильские тросы и тележки для перевозки грузов.
У другой стены сложены в штабель и закреплены примерно 50 железнодорожных шпал.
Этажом выше дверь ведет в твиндек. Луч света находит отдаленные стены, высокий край выступающего трюма, крепление под тем местом, где должна стоять задняя мачта. Белые мотки электрического кабеля, выпускные отверстия спринклерной противопожарной системы.
Твиндек идет от одного борта до другого и представляет собой длинное помещение с низким потолком, поддерживаемым колоннами. Он начинается где-то у тех переборок, за которыми находятся холодильники и склады, а другой его конец исчезает в темноте кормовой части.
В этом направлении я и двигаюсь. Пройдя 25 метров, я вижу перила. Тремя метрами ниже луч фонарика освещает дно. Кормовой трюм. Я вспоминаю подсчеты Яккельсена: 1 000 кубических футов против 3 500, которые я только что видела.
Я достаю свой рисунок и сравниваю его с тем помещением, которое находится подо мной. Оно выглядит немного меньше, чем я нарисовала.
Стоя на полу трюма, можно понять, почему он выглядит меньше, чем на моем рисунке. Он наполовину заполнен. Чем-то квадратным, в полтора метра высотой, под голубым брезентом.
С помощью отвертки я проделываю две дырочки в брезенте и разрываю его.
Увидев шпалы в трюме, можно было бы подумать, что мы направляемся в Гренландию, чтобы проложить 75-метровую железную дорогу и открыть железнодорожную компанию. Под брезентом же - груда рельсов.
Но их нельзя будет прикрепить к шпалам. Они сварены в большую квадратную конструкцию, с дном из стального уголка.
Мне это что-то напоминает. Но я не пытаюсь вспомнить, что именно. Мне 37 лет. Когда становишься старше, всякая вещь может вызвать воспоминание о любой другой вещи.
Оказавшись снова в твиндеке, я смотрю на часы. В эту минуту в прачечной должно быть тихо. Меня могут вызвать. Кто-нибудь может пройти мимо.
Я прохожу дальше в сторону кормы.
Судя по вибрации корпуса, винт должен находиться где-то наискосок подо мной. Согласно моему чертежу, примерно на расстоянии 15 метров. Здесь палуба перегорожена переборкой, в которой есть дверь. Ключ Яккельсена к ней подходит. За дверью красная дежурная лампочка с выключателем. Я не включаю свет. Должно быть, я нахожусь под низкой кормовой надстройкой. С того момента, как я попала на судно, она была закрыта.
Дверь ведет в маленький коридор с тремя дверями по обе стороны. Ключ подходит к первой из них по правой стороне. Для Педера Моста и его друзей не существует закрытых дверей.
Эта комната еще совсем недавно было одной из трех небольших кают по левому борту. Теперь перегородки снесены, так что образовалось одно помещение - склад. Вдоль стен лежат бухты 60- миллиметрового нейлонового троса. Плетеные полипропиленовые веревки. Восемь комплектов восьмимиллиметровой двойной веревки “Кермантель” ярких, альпийских, безопасных цветов - давно знакомой мне по материковому льду. Каждый комплект стоит 5 000 крон, может выдержать пять тонн, это единственная в мире веревка, которая растягивается на 25 процентов своей длины.
Под стропами лежат алюминиевые лестницы, фирновые якоря, палатки, легкие лопаты и спальные мешки. На металлических крюках, ввинченных в стену, висят ледорубы, скальные молотки, крючья, карабины, амортизаторы и ледобуры. И узкие, которые напоминают штопор, и широкие, создающие такое отверстие, что в него ввинчивают ледяной цилиндр, так что можно удержать слона.
В стоящих вдоль стен металлических шкафах открыто несколько дверей, внутри лежат шлямбурные крючья, солнцезащитные очки, ящик с шестью высотомерами “Томмен”. Рюкзаки без рамы, сапоги “Майндль”, страховочные системы - все прямо с завода, упакованное в прозрачный полиэтилен.
Помещение по правому борту также возникло в результате объединения трех кают. Здесь больше лестниц и больше веревок, и несгораемый шкаф с надписью 'Explosives'
Я измеряю шагами длину коридора. У меня получается пять с половиной метров. Там, где коридор заканчивается, на уровень палубы поднимается трап. Наверху находится туалет, комната с краской, слесарная мастерская, маленькая кают-компания, которая используется как укрытие от непогоды, когда на палубе идут работы. Я принимаю решение отложить их изучение до следующего раза.
Но тут я меняю решение.
Дверь, через которую я пришла, я оставила закрытой на крюк. Возможно, потому что коридор и маленькие комнаты казались бы иначе ловушкой.
Возможно, чтобы увидеть, если за мной зажжется свет.
Теперь до меня доносится звук. Не очень громкий. Небольшой шум, которого почти не слышно из-за шума винта и ударов бурлящего моря о корпус.
Это звук металла, ударяющего о металл. Осторожный, но усиленный громким эхом помещения.
Я спешу вверх по лестнице, чтобы выйти на палубу. Наверху есть дверь. Мой ключ отодвигает собачку замка, но дверь не открывается. Она задраена снаружи. Тогда я бросаюсь вниз.
В темноте твиндека я отхожу в сторону, сажусь на корточки и жду.
Они приходят почти сразу же. Их, по крайней мере, двое, может быть, больше. Они двигаются медленно, исследуя по пути помещение вокруг себя. Спокойно, но не особенно заботясь о том, чтобы вести себя тихо.
Я откладываю фонарик на палубу. Я жду, что “Кронос” качнется на высокой волне. Когда это происходит, я зажигаю фонарик и отпускаю его. Он начинает катиться к правому борту, а его свет бегает по колоннам.
Сама я бегу вперед, стараясь держаться ближе к стене.
Но мне не удается их провести. Передо мной оказывается что-то похожее на занавеску. Я хочу откинуть ее в сторону, но она окутывает меня. Тут появляется еще одна, окутывающая верхнюю часть тела и лицо, и я кричу, но звук приглушен толстой тканью и становится лишь звоном в моих ушах, запахом пыли и вкусом ткани во рту. Они обмотали меня пожарными одеялами.
