привыкнуть к тому, как все будет, когда я очень скоро перестану существовать на этом свете.

Яккельсен уставился в свою тарелку. На столе рядом с ним лежит его связка ключей. Положив на стол нож и вилку, я протягиваю правую руку, кладу ее на его ключи, медленно двигаю их по столу и сбрасываю себе на колени. Под столом я ощупываю их все один за другим, пока не нахожу тот, на котором три буквы “К” и цифра 7. Это ключ-проводник “Кроноса”, который есть и у меня. Но кроме этого ключа, у Яккельсена есть ключ с буквой “Н”. Судно ремонтировали в Гамбурге. “Н” означает Hauptschlussel. <Ключ-проводник, ключ, который подходит ко всем дверям (нем.) (Примеч. перев.) >

Я снимаю его с кольца.

Потом кладу оставшиеся в связке ключи назад и встаю. Он не пошевелился.

У себя в каюте я тепло одеваюсь. Оттуда иду на ют.

Я иду неторопливо, держась рукой за перила. Это должно выглядеть как прогулка.

Расстояние в Северной Гренландии измеряется в sinik - “снах”, то есть тем числом ночевок, которое необходимо для путешествия. Это, собственно говоря, и не расстояние, потому что с изменением погоды и времени года количество sinik может измениться. Это и не единица времени. Перед надвигающейся бурей мы с матерью проехали без остановки от Форсе Бэй до Иита - расстояние, на котором должны были быть две ночевки.

Sinik - это не расстояние, это не количество дней или часов. Это и пространственное, и временное явление, понятие из области пространство-время, которое передает соединение пространства, движения и времени, являющееся само собой разумеющимся для эскимосов, но не поддающееся передаче ни на один европейский разговорный язык.

Европейское расстояние, обычный, парижский метр, это нечто иное. Это единица измерения для преобразователей, для людей, которые смотрят на мир, исходя прежде всего из того, что мир нуждается в переделке. Инженеры, военные стратеги, пророки. И рисовальщики карт. Как я сама.

Впервые я всерьез поняла метрическую систему во время курса топографии в Датском Техническом Университете осенью 83-го года. Мы обмеряли парк Дюрехаун. С теодолитами и рулетками, и нормальным распределением, и эквидистантой, и случайной переменной, и дождем, и маленькими карандашами, которые все время надо было точить. И с измерением шагами. Наш преподаватель не уставал повторять, что топография начинается и кончается тем, что геодезист должен знать длину своего шага.

Я знала мой шаг, измеренный в sinik. Я знала, что если нам приходится бежать за санями, потому что небо черно от затаенных разрядов, проходит вдвое меньше sinik, чем когда нас тянут собаки по свежевставшему льду. В тумане это количество увеличивается в два раза, во время снежной бури может увеличиться в десять раз.

Так что в Дюрехаун я сама переводила мои sinik в метры. С тех самых пор, независимо от того, иду ли я во сне или по канату, надеты ли на мне сапоги с “кошками” или узкая черная юбка, заставляющая двигаться японским пятисантиметровым шагом, я всегда точно знаю, какое расстояние я прохожу каждый раз, когда делаю шаг.

Не ради развлечения я отправилась гулять на ют. Я обмеряю “Кронос”. Я смотрю на воду, но вся находящаяся в моем распоряжении энергия уходит на то, чтобы запомнить.

Я прохожу 25 с половиной метров по палубе мимо задней мачты и ее двух грузовых стрел, и дальше к кормовой надстройке. 12 метров вдоль надстройки. Я облокачиваюсь на фальшборт и прикидываю, что высота надводного борта - пять метров.

Позади меня кто-то стоит. Я оборачиваюсь. Хансен заполняет собой весь дверной проем, ведущий в слесарную мастерскую. Массивный, в больших сапогах с деревянными каблуками. В руке он держит нечто, напоминающее короткий кинжал.

Он рассматривает меня с тем ленивым животным удовлетворением, которое появляется у некоторых мужчин от сознания собственного физического превосходства.

Он поднимает нож. Потом подносит левую руку к лезвию и начинает круговыми движениями протирать его маленькой тряпочкой. На лезвии остается белый след, похожий на мыльный.

- Мел. Их надо чистить мелом. Иначе не будут блестеть.

Он не смотрит на нож. Пока говорит, он не сводит с меня глаз.

- Я их сам делаю. Из старых ножовок по металлу. Самая твердая сталь в мире. Сначала я обрабатываю лезвие на точиле. Потом довожу на наждачном бруске, потом на оселке. И наконец, полирую мелом. Очень, очень острые.

- Как бритвенное лезвие?

- Острее,  - говорит он удовлетворенно.

- Острее, чем маникюрные пилочки?

- Гораздо острее.

- Как же получается,  - говорю я,  - что ты так чертовски плохо выбрит и что каждый раз, когда ты появляешься в камбузе, у тебя невероятно грязные ногти?

Он смотрит на капитанский мостик и опять на меня. Облизывает губы. Но не находит, что ответить.

История повторяется? Разве Европа не пыталась всегда опустошать свои клоаки в колониях? Разве “Кронос” не то же самое, что судно с осужденными по пути в Австралию, иностранный легион по пути в Корею, английские коммандос по пути в Индонезию?

У себя в каюте я достаю два сложенных листка формата A4. Они лежали в кармане моей куртки. Я больше не оставляю ничего важного в каюте. Пока я еще помню, я заношу те цифры, которые отмерила шагами, на чертеж корпуса “Кроноса”, который я начала делать. На полях я записываю остальные цифры. Часть из них я знаю, часть додумываю.

Общая длина: 105 метров

Внутренняя длина: 97 метров

Ширина: 15 метров

Высота верхней палубы: 9, 5 метров

Высота второй палубы: 6 метров

Грузовместимость (II палуба): 100 000 куб. футов

Грузовместимость (корпус): 125 000 куб. футов

Всего: 225 000 куб. футов

Скорость: 18 узлов, при эффективной мощности 4 500 л.с.

Потребление топлива: 14 тонн в день

Дальность плавания: 10 000 морских миль

Я пытаюсь найти объяснение тем ограничениям, которые накладываются на передвижение экипажа на “Кроносе”. Когда эскимос Ханс плыл с Пири к северному полюсу, матросам было запрещено выходить на офицерскую палубу. Это было частью военной муштры, попыткой доставить на судне в Арктику сдержанность феодальных отношений. На современном судне экипаж слишком мал для такого рода правил. И, однако же, они существуют на “Кроносе”.

Я включаю стиральные машины. Потом выхожу из прачечной.

Если ты являешься частью изолированной группы людей - в интернате, на материковом льду, на судне - то твоя индивидуальность стирается, отчасти уступая место ощущению единого целого. В любую минуту я, не задумываясь, могу узнать любого человека этого судового мира. По их шагам в коридоре, по их дыханию во сне за закрытыми дверями, по их посвистыванию, рабочему дню, по их вахтенным часам.

А они, в свою очередь, знают, где нахожусь я. Но есть преимущество в том, что ты работаешь в прачечной. По звуку кажется, что ты там, хотя, на самом деле, тебя там нет.

Урс собирается есть. Он открыл откидной столик рядом с конфоркой, постелил на него скатерть, накрыл стол и зажег стеариновую свечку.

- Фройляйн Смилла, attendez moi one minute. <подождите одну минуточку (франц.. англ.)>

Кают-компания “Кроноса” - это вавилонское столпотворение английского, французского, филиппинского, датского и немецкого. Урс беспомощно плавает между обрывками языков, которых он никогда не учил.