ожидании.

А дальше располагалась закусочная, сейчас пустующая, но вечером ее заполнят люди, взыскующие пинту эля или стакан имбирного пива. Далее имелась чайная комната, более населенная в данный момент, так как многие ублажались поздним завтраком, и наконец, очень большая комната с порядочным числом удобных диванов и россыпью официантов; названия она не имела и больше всего походила на помещение клуба. Это была комната с дверью в коридор, который вел в Палату Общин, и Ленокс решил подождать здесь, где Сомс обязательно должен был пройти, направляясь в Палату.

Он избрал небольшой кожаный диван и полчаса читал «Пэлл-Мэлл газетт».

Когда он погрузился в статью о лондонских трущобах, наконец появился Сомс, шагая бок о бок с Ньютоном Даффом. Видимо, они приехали вместе из дома своего гостеприимного хозяина; Сомс, судя по всему, обстоятельно рассказывал о лошади по кличке Адажио.

Дафф, который выглядел так, будто крайне сожалел, что вообще слышал о существовании лошадей — да и Сомса, если на то пошло, — коротко с ним попрощался и направился к группе менее легкомысленных членов Парламента. Ленокс кратко прикинул, мог ли человек такой ушлый, как Ньютон Дафф, допустить ошибку, оставив на месте убийства пузырек, который вел прямо к нему. Да, подумал Ленокс… но даже прежде, чем он успел это заметить, временно неприкаянный Сомс обернулся и увидел его.

— Чарльз, — сказал он. — Привет, старина.

— Джек, — сказал Ленокс. — Рад вас видеть.

Сомс принадлежал к специфическому типу английского благородного сословия — не вполне хорошему типу или же вполне плохому, однако он скорее обитал на периферии этих категорий, полу-так, полу- эдак.

Несколько лет назад он получил в армии титул капитана, и среди своих друзей именовался «Капитан Джек», или — среди самых близких — «Сом». Но он был мягким человеком, отнюдь не воинственным. В Оксфорде еще до времени Ленокса он отличался в гребле и владел веслами, по общим отзывам, превосходно. Место в Парламенте он заполучил вскоре после окончания от «карманного местечка», принадлежавшего престарелому гребцу, поклоннику юного Сомса. Он был принят во всем Лондоне, но в определенном смысле так и не исполнил обещанного, и его жизнь теперь, хотя и в меру счастливая, была для тех, кто знал его, помечена особой грустью несбывшегося.

Он был из тех, кто большую часть каждого дня проводит в клубе, играя на бильярде или в карты, пока люди дрейфуют через комнату, вкусно обедая и ужиная, и придает себе важности, переводя разговор на деньки в старой команде или в старом полку, но не уравновешивая их какой-либо нынешней славой или известностью. Он был быстр в том смысле, в каком быстры завсегдатаи клубов, но, подобно им, утратил то ли из-за спиртного, то ли из вялости всякую способность сосредоточивать усилия на долгое время на чем- либо важном. Постепенно его интересы увязли в скачках, и теперь он слыл авторитетом по скаковым лошадям и мог снабдить вас сведениями о том тренере или этом жокее. Но серьезные люди, двадцать лет назад смотревшие на него снизу вверх, больше не относились к нему серьезно.

Ленокс в определенном смысле испытал глубокую грусть, узнав о его финансовых затруднениях, ведь как бы далеко Сомс ни ушел под уклон, он был своего рода институтом, а вдобавок деньгами всей семьи распоряжался старший его кузен, который вряд ли допускал, чтобы они покидали его карман.

Тем не менее, Сомс при всем при том был хорошим человеком и старался исполнять свой долг в Парламенте, пусть даже и шли разговоры о его замене. Единственная его комитетская работа была по воле случая связана с Монетным двором.

— Как поживаете, Чарльз?

— Если не считать этого, — сказал Ленокс, указывая на ссадину у глаза, — очень неплохо.

Сомс засмеялся.

— Боксировали?

— Немного против воли.

— Хотите сигарету?

Ленокс принял предложенную сигарету и кивнул на пару кресел. Они сели. Подошел официант и осведомился, не желают ли они выпить. Сомс отказался, но Ленокс спросил, не выпьет ли он с ним стаканчик горячего вина, пусть час еще ранний, и Сомс сказал, что да, пожалуй, почему бы и нет.

Они поговорили о лошадях — знаток обрел в Леноксе более благодарного слушателя, чем Дафф. Однако, воспользовавшись паузой, когда Сомс сделал свой первый глоток, Ленокс сказал:

— Что, собственно, с этим убийством?

— Насколько я понимаю, об этом следует спросить у вас.

— Почему?

— Вы же были там в тот вечер, разве нет? — сказал Сомс.

— А! Но Барнард попросил меня не вмешиваться.

— Неужели? Крепкий орешек, Барнард. Хороший человек, но орешек крепкий.

— А что вы думаете об этом?

— О девушке? — Сомс неловко заерзал в кресле. — Думается, кто-то из слуг. Один из них, например, расплакался за ужином два вечера назад. Никогда ничего подобного не видел. Вероятно, чувствовал себя виноватым.

— Может быть, жених?

Сомс отвел глаза.

— Может быть, — сказал он.

— Я слышал, там гостят два племянника?

— Оба ужасны, старина, прямо-таки ужасны. Один что-то вроде Казановы, в таком вот духе, а другой, по-моему, смотрит на меня с большим неодобрением.

Ленокс сделал знак официанту подлить вина.

— Спасибо, Чарльз, — сказал Сомс, глядя, как наполняется его стакан. Вино исходило паром и пахло лимоном с корицей. — Снаружи холод собачий. Теперь придется вытерпеть целый день на скамье. Вино его скрасит. Меня, знаете ли, просят бывать здесь все чаще, хотя я толком ничего не знаю.

— Что-нибудь сейчас с Монетным двором?

— Нет-нет, ничего. Я же, знаете ли, только помогаю Барнарду. Потому и гощу у него. Удобнее работать. — Он покраснел и умолк.

— Мне действительно очень любопытно, — сказал Ленокс, — что случилось с девушкой. Зрительский интерес, как вы понимаете. — Это уже прямо соседствовало с ложью.

— Право, не имею ни малейшего представления.

— Ну, а Дафф? Ему пальца в рот не клади.

— Дафф? Вы думаете?

— Почему бы и нет?

— Возможно, вы и правы. Собственно говоря, будь я инспектором, то начал бы с него.

— Неужели?

Сомс прихлебнул вина, а затем поставил стакан нетвердой рукой.

— Да-да. Не понимаю, собственно, почему мне это раньше в голову не пришло.

— Может быть, мы перегибаем палку?

— Ничего подобного! — Сомс кашлянул. — Если взглянуть на это как на салонную игру, это мог быть только он.

— В игре.

— Ну конечно, никто из нас, знаете ли, на самом деле ничего подобного не сделал бы.

— Разумеется.

— Самоубийство, не сомневаюсь.

— Этим и кончится. Но будь это салонной игрой?

— О, Дафф! — Сомс допил вино. — Все требуемые признаки. Темная личность.

— Темная, как полночь.

— Да.

— Но в таком случае, почему бы не вы? — Ленокс улыбнулся. Ему это было глубоко противно. Тем не менее, он не отступил.