Море ласковое и тёплое. Легкая волна накатывается на многолюдный берег. Отдыхающие, случайные прохожие, припозднившиеся гости подходят, подходят... И вот отец Евгений несёт к морской волне первую рабу Божию: «Крещается раба Божия Наталья!» Сырма отныне моя тёзка, ведь сегодня, 8 сентября, Натальин день, вот и названа она в честь мученицы Натальи. Три раза погружает её священник в морскую волну. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа! Раба Божья принимается кричать, что есть мочи, но быстро затихает в руках крёстной матери, Людмилы Ковия. Теперь очередь Салимы: «Крещается раба Божия Фотиния!» Фотиния по-гречески Светлана. Может быть, пронизанный солнечным светом день и помог священнику определить православное имя абхазской девочке, самой младшей дочке Эльдара и Мананы Ампар? Закутанные в полотенца, притихшие после благодатной крещенской купели, которой стало безбрежное синее море, две православные отныне девочки, Наталия и Фотиния, смотрят с удивлением на обступивших их людей. Крестики на загорелых, смуглых шейках, как два огонёчка в ночи. Пусть светят, пусть не дают сбиться с непростого жизненного пути. Ангела вам в дорогу!

Возвращаемся в часовню. Служится водосвятный молебен, на котором произносятся имена всех, кто помогал молитвой, трудом, пожертвованием появиться на свет этой маленькой часовенке в ущелье на окраине Пицунды. Имён много. Как жаль, что не все смогли приехать. Нет московского кинорежиссера Николая Раужина, нет моего крестника Олега Лобанова, нет читательницы из Швеции Анны Клипмарк, нет отца Максима и матушки Натальи из подмосковного храма в Яхроме, нет игумена Филиппа, настоятеля Верхотурского монастыря, священника из Переславля-Залесского отца Олега Колмакова. Всех их поминаем на молебне. В часовне тесно, многие стоят на улице. Батюшка, отец Геннадий, вынес в подарок гостям медальоны с изображением Матери Божией, акафисты:

— Всем хватит, подходите...

Кто-то вспомнил, что крещён, но креста не носит, и этой «беде» помогли. Крестиков батюшки привезли с достатком. Отец Сергий вышел на своеобразный амвон — в беседку под мандариновым деревом. Все затихли. Проповедь. Слова пастыря мудрые, вразумляющие. Тишина в ущелье. Лишь журчит ручей под окном, лишь путается ветерок в листьях старой хурмы, лишь слепит глаза в полноте своей радости праздничное солнце.

Потом была трапеза. И сидели в тесноте, да ее в обиде православные христиане из Москвы, Краснодара, Пицунды, Лидзавы, ущелья. Нахваливали вино Зауpa, хачапури Людмилы, пирожки соседки Валентины, торт Мананы, печенье соседки Аси, солёные огурчики соседа Лаврентия. И было нам хорошо, спокойно, радостно. И уходить не хотелось. А из открытых настежь окон часовни пахло ладаном и свежестью роз. И тесно горели свечи на подсвечнике, который смастерил сосед Сергей всего за сутки до освящения часовни. Я думала, что сделать подсвечник — серьёзная, неразрешимая проблема, а Сергей играючи его изобрёл. Знаете, как делаются подсвечники в нашем ущелье? Берётся подставка от пляжного зонта, к ней прикрепляется кусок весла, на него — слегка изъеденная морским прибоем резная деревяшка, а сверху кладётся большая металлическая крышка от отслужившего свой век титана. Всё это драится безжалостно морским песком, красится, покрывается лаком. В крышку насыпается чистый, просеянный песочек. Свечи в таком подсвечнике стоят ровненько, да и сам он просто загляденье. В адрес Сергея много было сказано добрых слов. Это его руками, его фантазией, мастерством пробивалась часовня к своему молитвенному началу. Уже почти все разошлись. И вдруг сосед мой, абхаз Лаврентий, подошёл к отцу Геннадию:

Батюшка, я вот тоже надумал креститься, можно?

Можно!

Не успел отец Геннадий в полноте возрадоваться этому вопросу, подошёл другой сосед, Сандро:

А мне можно?

Люди немолодые, пожившие, да и повидавшие на своём веку всякого. Господи, благослови!

Крещается раб Божий Лаврентий!

Крещается раб Божий Александр!

Подхожу поздравить их, и голос мой дрожит от волнения: «Лаврентий, Сандро, ведь только сегодня утром вы были мне просто соседи, а теперь братья во Христе. С праздником, брат Лаврентий, с праздником, брат Александр!»

На смену дню Солнца пришёл вечер покоя и радости. И когда последние гости разошлись и потемнело небо над ущельем, я пришла в свою маленькую, отныне освящённую часовенку, затеплила свечечку перед Казанской иконой, лежавшей на аналое. И хоть гудели ноги от дневных попечений, душа жаждала молитвы и тихих слёз. Трепетало сердце от милосердного Божьего участия, от высшей Любви, дарованной нам ни за что, впрок, в аванс. Этот радостный день теперь навсегда в копилке моей памяти. Пронизанное солнцем синее небо, малышка Наталья в сильных руках священника, высоко поднятых над морской волной. Слёзы смущения в глазах теперь моих братьев во Христе Сандро и Лаврентия. Соседский мальчик Дениска с кадилом в сшитом бабушкой стихарике,  загорелые в сельских трудах руки, тянущиеся к медальонам Матери Божьей. Как щедра десница Господня и как маловерны и немощны наши сердца!

Я вышла во двор. Дом спал. Потрудившиеся во славу Божию домочадцы отдыхали заслуженно и, наверное, видели интересные сны. А над моей головой близко-близко мерцали звёзды. Говорят, это Божьи очи всматриваются пристально в души людские. Шумело море,