— В последнее время со мной такое происходит каждое утро. И знаешь, мне на это наплевать!
Выбор еды был не совсем женский: телячьи колбаски с жареным картофелем и бочковое пиво. Рут Цопп ела с аппетитом. Иногда у Эвелин возникало подозрение, что каждый раз после еды Рут идет в туалет и засовывает в рот два пальца… Как иначе объяснить, что гастрономическая страсть никак не отражалась на ее стройной фигуре. В настоящий момент Эвелин также никаких проблем с фигурой не испытывала. Она похудела на четыре кило и буквально заставляла себя питаться регулярно. К колбаскам она почти не притронулась.
— Как долго ты не замечаешь его выходки?
— Пять недель.
— Есть результаты?
Эвелин покачала головой.
— Вот именно, — сказала Рут. — Наоборот, он все чаще появляется с этой малышкой на людях. Майя видела их в «Сайгоне», Сусанна — в «Тай стар», а я — в «Панца верде».
— Что еще за «Панца верде»?
— Вегетарианский ресторан. Спроси меня лучше, что тебя по-настоящему интересует.
— Она хороша собой?
— Если можно так сказать о девушке-хиппи.
— А если честно?
Рут Цопп решила поиграть на чувствах подруги.
— Она чертовски хороша. Не старше двадцати пяти, стройная, черные волосы, смуглое лицо, а глаза-а — таких у брюнеток не бывает.
— Какие?
Рут Цопп задумалась.
— Цвета фиалок, и васильков, и молока.
Эвелин молчала.
— Пора защищаться.
— Что же мне делать? Застрелить ее?
— Вышвырни его.
— Я не хочу его потерять.
— Ты уже его потеряла.
У Эвелин на глаза навернулись слезы.
— Я хотела сказать, — продолжала Рут, — что больше шансов потерять его, если не вышвырнешь. Положись на мой опыт.
— А если я его все-таки потеряю?
— По крайней мере, сохранишь достоинство.
Эвелин осторожно вытерла слезы салфеткой.
Потом глотнула пива.
Рут Цопп сделала знак официанту, чтобы он принес еще два бокала:
— Вышвырни его вон, Эвелин. Речь идет о человеческом достоинстве.
Когда Урс Бланк заявился домой около часа ночи, Эвелин, бледная, но сохраняющая спокойствие, сидела в ярко освещенной гостиной на диване в стиле Корбюзье. По ее виду Урс немедленно догадался, что сейчас будет. Он достал бутылочку «Перье» и сел напротив. Первыми ее словами были:
— Я хочу, чтобы ты съехал с квартиры.
— Понимаю, — кивнул Бланк.
— Ты больше ничего не хочешь сказать?
— Мне жаль, что так вышло.
— Ах.
— Ты в этом не виновата.
— Могу предположить, что это сильнее тебя, — сказала она язвительно-насмешливо.
— Если хочешь, я попробую объяснить.
Эвелин сделала глоток из своего стакана. В нем было пиво.
— Помнишь, ты как-то нашла мои заляпанные грязью ботинки?
— После чего ты назвал моих клиентов дерьмом?
— В тот день у меня было совещание в «Лесной тишине» по вопросу о слиянии. Внезапно меня охватило чувство, что все это со мной уже было тысячу раз. Те же лица, те же слова, тот же случай, те же обстоятельства. После переговоров я пошел пешком через лес. И вдруг понял, что по соседству с городской жизнью существует другой мир, про который я и думать забыл. С другими законами, другими приоритетами — мир, никак не связанный с нашим.
Бланк сделал глоток минеральной воды.
— Вечером, на твоем вернисаже, я снова оказался в нашем мире. Эта лесная прогулка открыла мне глаза на иной мир. И, что самое скверное, заставила меня взглянуть на нашу жизнь по-новому. Должен признать: она меня не удовлетворяет.
Он почти гордился своим монологом. До сих пор ему не удавалось выразить чувства внятно.
— Это отдает китчем, Урс, — улыбнулась Эвелин. — Почему бы тебе просто не признать, что ты положил глаз на молоденькую девушку, которая вообразила тебя великим человеком? — Она осушила стакан. — Нечего мне вешать лапшу на уши про свои миры. Ты живешь в том же мире, что и раньше. С единственной разницей, что теперь у тебя молоденькая подружка. Как у всякого обывателя, кому за сорок, кто может себе это позволить.
На следующий день Бланк перебрался в просторный номер отеля «Империал». Из окна гостиной открывался вид на небольшой парк и причал, куда пришвартовывались рейсовые пароходики. От отеля до конторы и «блошиного рынка» было не больше десяти минут ходьбы.
Отель ему понравился. Приятный холл, располагающий к спокойным беседам, ресторан с отменной кухней, куда можно было пригласить партнеров на деловой обед, различные залы для проведения пресс- конференций «со вкусом».
Фирма «Гайгер, фон Берг, Миндер энд Бланк» размещала в «Империале» иностранных клиентов, если было нужно создать особые условия. Учитывая добрые деловые отношения и межсезонье, дирекция гостиницы сдала Бланку номер всего за двенадцать тысяч франков в месяц.
Последний раз он ощутил подобную свободу в день, когда вышел из армейской учебки для новобранцев. Каждый раз, оказываясь в больших отелях, Бланк не переставал испытывать наслаждение от присущего им сочетания анонимности и защищенности. Но сейчас появилось новое ощущение: чужой в своем городе и свой среди чужих.
«Империал» был как лесопарк или «блошиный рынок». Особый мир посреди другого, привычного ему мира.
В просторном холле почти все кресла пустовали. Несколько постояльцев ожидали гостей, несколько гостей — постояльцев. Надежно устроившись в креслах с подголовниками так, что наружу торчали одни локти, два господина вели деловой разговор. У входа в бар стояли два официанта, наблюдавшие за посетителями. Спокойную атмосферу нарушал только голос пожилой американки, которая то и дело обращалась к своему молодому спутнику:
— You tell me when they come — I can’t see that far.[16]
Урс Бланк сидел в одиночестве, занимая одно из стоящих в ряд шести кресел, и потягивал портвейн. Он отменил все назначенные встречи и оставил в конторе свой новый адрес, попросив не давать его кому попало. Вещи он разместил в стенном шкафу, причем управился со всеми делами намного раньше, чем предполагал.
До встречи с Люсиль в ресторане оставалось более часа Он заранее предвкушал, как после еды удивит девушку своими апартаментами. Все предыдущие ночи они проводили в комнате Люсиль, на расстеленном на полу матраце, под неусыпным оком Тролля.
Из бара доносилась фортепьянная музыка — местный пианист заступил на службу.
