Я сижу перед телевизором и завтракаю кексами «Джаффа» и чипсами «Принглс». Вдруг чувствую, что схожу с ума.

Еще десять секунд назад все было в порядке.

Я сидела и смотрела эту дневную программу, ждала, когда начнется сюжет о том, как следить за собой, чтобы быть на высоте, и вдруг увидела ее.

Хоуп.

Свою сестру.

Сестру, которая не давала о себе знать ни звонком, ни письмом, ни сообщением по электронной почте, ни какими-либо иными текстовыми посланиями или еще чем-нибудь — в течение трех лет. Сестру, исчезнувшую из нашей жизни после смерти папы. Просто уложившую вещи в чемодан и уехавшую на другой конец света.

И вот теперь она здесь, хорошенькая, как никогда, влетевшая ко мне в комнату на световом пучке, сияющая, как галлюцинация. Галлюцинация спортивного направления, с ног до головы одетая в спортивную одежду авторской модели, кокетничающая с телеведущим.

— Согласно нашему последнему опросу, — говорит ведущий, — британцы являются наименее сексуально удовлетворенными людьми в Европе. Это означает, что восемьдесят процентов мужчин в нашей стране наибольшее удовольствие получают от футбола, а девять из десяти женщин поставили походы в магазин и шоколадные конфеты выше, чем секс. Что ж, могу вас уверить, что после десяти лет жизни с женой, я имею право утверждать это и без всякого опроса. Шучу, дорогая, — ведущий улыбается в камеру, и ресницы у него взволнованно подергиваются, а моя сестра — моя сестра — разыгрывает изумление у него за спиной.

— Но не пугайтесь, — продолжает он, считывая свой текст с автосуфлера, — потому что, похоже, помощь близка. Забудьте о «Виагре». Новый способ поднять нашу сексуальную жизнь на новую ступень… — тут он делает драматическую паузу, — …это йога.

Йога! Что, черт возьми, может знать о йоге моя сестра? Моя челюсть под совместным воздействием крайнего изумления и кекса опускается.

— О ней нам все расскажет инструктор по йоге Хоуп Уишарт, только что вернувшаяся из Австралии, где огромный успех имела ее «Йогазмическая система тренировок». И сейчас, насколько я знаю, издается книга и выпуск ди-ви-ди с изложением вашей системы? Я прав?

Переварить все это не так-то просто.

Йога.

Инструктор.

Йогазмические тренировки.

Моя сестра.

Телевидение.

Книга.

Ди-ви-ди.

Вернулась из Австралии.

Я сейчас свихнусь.

— Да, верно, — подтверждает Хоуп. — Они уже в продаже.

— Замечательно, — говорит ведущий, ища глазами свой текст на автосуфлере. — Как же сидение со скрещенными ногами может придать нашей сексуальной жизни новую остроту?

— Вы, возможно, мне не поверите, — говорит моя сестра, кокетничая с ним уже без всякого стеснения, — но йога не ограничивается простым сидением со скрещенными ногами. Фактически, большинство упражнений и поз, которые я использую в йогазмической системе тренировок, это упражнения стоя. Но и в йоге, и сексе в гораздо большей степени задействован мозг, чем тело.

— Но разве это не оказывает просто расслабляющее действие, которое способствует засыпанию?

— Нет. На самом деле йога очень энергонасыщенна. Особенно тантрические позы, которые применяю я.

Брови ведущего, глядящего в этот момент в камеру, взлетают, намекая зрителям на что-то необыкновенно захватывающее.

— Ну, что ж, — произносит он, — вы, наверное, хотели бы показать те из своих упражнений, которые чаще всего применяете.

Моя сестра выходит вперед и смотрит прямо мне в лицо, равно как и всем остальным телезрителям. Затем она поднимает руки над головой и отклоняется назад.

Делая все это, она продолжает разговаривать с ведущим, но я уже не слушаю.

Вообще-то я с трудом могу двигаться.

Теперь вот она крутит бедрами, часто дыша и высунув язык.

В этом есть что-то нереальное.

Я уже собираюсь звонить маме, сказать ей, но вспоминаю: она ведь думает, что я на работе. А что, если и она сейчас смотрит эту программу? Для нее это уж слишком.

Я имею в виду Хоуп.

Девчонку, сбежавшую в Австралию, когда умер отец. Конечно, она смогла справиться с трудностями, и это ее как-то извиняет. Но все мы делали то же самое. Да у нас просто выбора другого не было.

А теперь, три года спустя, она вдруг опять на родине. На телевидении. Улыбается, кокетничает, строит из себя йоговскую знаменитость, которая обнаружила, что наилучший способ отношения с близкими — это забыть об их существовании.

Когда программа заканчивается и Хоуп исчезает, я иду к Элис, чтобы рассказать ей.

У Элис, которая, похоже, оправилась после кошмара в телефонной будке, самая запарка с конвертами, в которые она что-то вкладывает. Это ее новая надомная работа, которую она нашла через Интернет. Для меня «надомная работа» звучит странновато, но если ты не можешь даже из дома выйти без того, чтобы на тебя не накатила паника, то твои карьерные возможности очень ограниченны.

— О, Господи, — говорит она, после того как я рассказываю ей все. — А когда она вернулась?

— Не знаю.

— Где она живет? — спрашивает она, прежде чем лизнуть конверт.

— И этого я не знаю. Наверное, в Лондоне.

— Что скажет на это твоя мама?

— Ей будет очень неприятно. Мама не видела ее три года, и вот она просто приехала, никому не сказав ни слова. Так не делают.

— А твой брат знает?

— Нет, не думаю.

У Элис, поглаживающей свой животик, вид несколько отсутствующий.

— Она считает, что начала його-сексуальную революцию, — говорю я ей. — Вот ты, ты когда-нибудь слышала о чем-нибудь таком же идиотском?

Мне совсем не нравится этот мой новый голос. В нем есть что-то отталкивающее. Зависть. Горечь. Но я ничего не могу с ним поделать. Просто не могу.

Но Элис меня не слушает. Она погружена в мир своих собственных пренатальных грез. Однако голос все продолжает звучать, отвратительный, завистливый, желчный, как будто он старается отомстить за эти три года.

Этот голос пытается говорить как бы от лица моей мамы о ее слезах, об одиноких длинных днях, когда Хоуп не было рядом с ней.

Когда рядом с ней не было никого из нас.

Но на самом деле в глубине души я это чувствую, я говорю не от маминого имени. И именно этого я и боюсь. Боюсь, что говорю то, что чувствую сама. Боюсь, что втайне жалею, что не поступила, как Хоуп.

Не скрылась с глаз долой.

Не сбежала на другой конец света и не оторвалась как следует где-то там в Австралии, а осталась здесь. Потому что мне всегда было проще нафантазировать себе жизнь, чем выйти из дома и начать жить