- Очень просто - сгорит! – невозмутимо пожав плечами, словно о само собой разумеющемся, ответил Альбин.

            - Вот! - торжествуя, остановил его дождавшийся, наконец, своего часа Клодий. – Тут-то ты и попался мне на лжи!

            - То есть, на какой это лжи? – не понял Альбин.

            - А ты сам подумай! Ну как может сгореть вся земля?! – Клодий обвел руками круг, затем сделал второй побольше и, в конце концов, распростер руки так, будто собирался обнять весь горизонт: - Ну ладно, город, даже такой, как Рим, царство, подожженное в разных концах злобным врагом. Но – чтобы сгорела вся земля?! Альбин, есть же широкие реки, которые остановят огонь, наконец, море, пустыни. Что ты на это скажешь, а?

            Клодий одновременно с превосходством и робкой надеждой посмотрел на Альбина, который опять не знал, что, с одной стороны, начальнику еще явно хотелось выйти победителем из этого спора, но его душа, услышав слово Истины, уже жаждала быть побежденной…

            Да и не до наблюдений за Клодием было в этот момент Альбину.

            Его действительно поставил в тупик такой вопрос, из которого, казалось, не было выхода. Но вера в то, что для Бога нет ничего невозможного, вскоре превозмогла, и он уверенно заявил:

            - Что я скажу? Только одно: что Тому, Кто сумел создать весь этот мир и навести на землю Великий Потоп, ничего не стоит предать всю – всю, Клодий! - землю и огню. Как? Не спрашивай – не знаю. Когда – тоже не скажу, потому что это известно одному только Богу. Но то, что земля сгорит, чтобы потом обновиться, в этом можешь не сомневаться!

            - Ну сгорит, так сгорит! – снова делая лицо якобы равнодушным к услышанному, сказал Клодий и, покосившись на палящее солнце, с искренним беспокойством заметил: - Только когда это будет – никому неизвестно! А вот мы, кажется, можем расплавиться прямо сейчас!

            И предложил перейти в каюту, где было хоть немного прохладней.

13

            В каюте Альбин вновь заговорил о тайнах Царства Небесного и Истине, не слыханных прежде, а теперь явно открытых, причем, для всех без исключения, будь то раб или царь…

            Клодий слушал, уже не перебивая, и если морщился, то только от того, что на палубе начался какой-то шум.

            Сначала это были какие-то непонятные шаги бегающих туда-сюда людей.

            Потом раздались громкие голоса, и даже – неслыханное дело во время штиля - крики.

            В конце концов, шум на палубе усилился настолько, что мешал слушать…

            - Что они там, бешеной акулы наелись, что ли? – возмутился Клодий.

            Он захотел сам выйти узнать, в чем дело.

            Но, опережая его, дверь распахнулась, и в каюту вошли два раба.

            Один из них, с наглой ухмылкой на лице, даже не приклонил шею, а другой, бледный от страха, униженно и виновато кланялся Клодию.

            - Что там – пожар? – почувствовав что-то неладное, сразу насторожился тот и потянул руку к лежавшему около его ложа обитому бронзой сундучку…

            - Хуже, господин, бунт! - прошептал бледный раб, и другой, отстраняя его, нагло заявил:

            - Грифон взамен за свободу рассказал келевсту, что в трюме все твое золото, и он решил, что, так как ты сам, добровольно, не поделишься с ним, забрать его все.

            - Не может быть! – ошеломленно покачал головой Клодий.

            - Увы, господин, это действительно так! – печально подтвердил бледный раб. – Я был рядом и сам слышал, как Грифон говорил все это келевсту. Тот сразу спросил: «А почему ты сам не украл хотя бы часть этого золота и не сбежал?» «Совесть не позволила!» -