— Кто-нибудь заболел, сеньора? — спросил Исаак. — Сейчас соберу корзинку и…

— Нет, сеньор Исаак, никто не болен, — с беспокойством ответила женщина. — Я хотела поговорить с вами, вот и все.

— Тогда пойдемте к фонтану, поговорим. Выпьете чего-нибудь? День жаркий.

— Чашку воды, пожалуйста, сеньор Исаак. Ничего больше.

Юсуф поспешил принести холодной воды из фонтана.

— Спасибо, — негромко произнесла женщина и откинула вуаль, чтобы поднести чашу ко рту.

Тонкая, темная ткань, покрывавшая ее волосы, лицо и верхнюю часть платья, скрывала красивую женщину, широкоплечую, сильную, с темными глазами и румяным лицом. При виде ее лица Юсуф невольно сделал шаг назад.

Мальчик хорошо ее знал — гораздо лучше, чем она его. В дни бедности, когда он побирался на улицах Жироны, Юсуф не раз крал кусок-другой хлеба на кухне ее заведения.

— Матушка Родриге, — произнес он дрожащим голосом, уверенный, что она пришла наконец призвать его к ответу за те преступления.

— Так меня называют, — сказала женщина. — Мой муж Родриге, владелец таверны у реки. Но мое имя Ана.

— Так, сеньора Ана, вы пришли поговорить о своем муже?

Наступила долгая пауза.

— Юсуф, — сказал врач, — собери корзинку. Не забудь положить те лекарства, которые мы использовали утром.

— Да, господин, — нервно ответил мальчик, все еще ожидая удара. Зная матушку Родриге, он сомневался, что его присутствие удержит ее от жалоб учителю. Но она как будто потеряла к нему всякий интерес; оглядела двор, потом стены дома, словно собиралась построить себе точно такой же. Юсуф с облегчением решил, что он так изменился с тех пор, как вошел в этот двор — превратился из грязного уличного оборванца в вежливого, чистого, прилично одетого ученика значительного человека, — что матушка Родриге не узнала его. И побежал в кабинет учителя, приободренный этой уверенностью.

— Смышленый у вас парнишка, — сказала она. — Я видела его в городе.

— Он часто выполняет мои поручения, сеньора Ана. Очень надежный мальчик, — твердо сказал врач.

— Не сомневаюсь, сеньор Исаак, — сказала жена владельца таверны. — Но я осмелилась прийти к вам потому, что должна поговорить с вами о Баптисте, том человеке, которого нашли мертвым возле собора. В среду, если помните.

— Вы знали его, сеньора Ана?

— Знала. Он снял комнату в нашем доме, и мы, ну, скажем, стали друзьями. Возможно, он был не совсем честным, но приятным человеком. И во многих отношениях хорошим, — она приумолкла. — Смешил меня, хотя я думала, что разучилась смеяться.

— Тогда вы будете скучать по нему, — сказал Исаак. — Мне очень жаль.

— Он все равно собирался уходить, — сказала матушка Родриге, отмахнувшись от горя, которое, возможно, испытывала. — Вчера чуть свет. Расплатился по счету накануне вечером. Я собрала еды ему на дорогу и поднялась рано, чтобы приготовить ему завтрак, но когда пошла будить, в постели его не было. И он больше не вернулся. Потом я услышала, что он убит, и решила, что это как-то связано с вещью, которую он продавал.

— Что же это было? — спросил Исаак.

Но она пропустила его вопрос мимо ушей и продолжала рассказывать по-своему:

— У него был список людей, которым он пытался продать эту вещь…

— Длинный? — спросил врач.

— Нет, три или четыре имени.

— Простите, что перебил, — негромко произнес Исаак.

— Ничего, — ответила она. — Тогда, в ту последнюю ночь, он пошел навещать их всех, спрашивать, каким будет их последнее предложение. Разумеется, тот, кто предложил бы больше всех, получил бы ее. Уходил он, когда вечерня уже давно закончилась.

— И больше не возвращался?

— Кажется, я слышала, как он входил в дом и выходил, но, возможно, мне это приснилось. Я больше не видела его.

— Что он продавал?

— Чашу. Серебряную. Продавал как священный Грааль, — монотонно добавила она.

— И это был Грааль? — с любопытством спросил Исаак.

— Он и сам не знал, — ответила матушка Родриге. — Сказал мне, что человек, от которого он получил ее, верил, что да. А потом сказал, что, может, это Грааль. Сеньор Исаак, один из тех людей, к которым он ходил в последнюю ночь, очень хотел купить эту чашу, но у него не было золота, чтобы заплатить за нее, и он взял ее, перерезав Баптисте горло.

— Видели ее вы? — спросил врач.

— Да. До того как Баптиста решил, что держать ее в таверне небезопасно. Это была серебряная чаша — старая, притом в скверном состоянии. Очень простая, с сильными вмятинами. Потускневшая. Он не позволил мне почистить ее, сказал, что ей нужно выглядеть старой, а не блестящей.

— Вы касались ее?

— Касалась. Даже немного потерла рукавом, так скверно она выглядела. То, что говорят люди — сущая неправда, сеньор Исаак. Она не вредит никому. Я вполне здорова, только зла из-за Баптисты.

— Тогда почему вы пришли ко мне, сеньора Ана? Я ведь не могу избавить вас от злости.

— Сеньор Исаак, я слышала, что вы пытаетесь найти Грааль для епископа, и подумала, что вам может помочь мой рассказ о Баптисте. Меня беспокоит, что все говорят, будто ее взял сеньор Аструх, а я знаю, что в списке Баптисты его не было.

— А кто был? — спросил врач.

— Не могу сказать, сеньор Исаак. Я не видела списка. Да если б и видела, проку было бы мало, потому что я не умею читать и писать, умею только считать деньги. Цифры знаю, а в списке были только буквы, и он не читал мне его вслух.

— Тогда откуда вы знаете, что в нем не было сеньора Аструха?

— Потому что он еврей, — бесхитростно ответила она. — Баптиста сказал, что еврей или мавр заплатят за чашу только как за сосуд для питья. Он хотел больше. Поэтому евреев в списке Баптисты не было.

— Меня это не удивляет, — сухо произнес Исаак.