Громов хотел вмешаться, сказать, что дежурному следователю лучше заняться осмотром места, а допрос основного свидетеля проведет Кожурина, с которой уже все согласовано, и которая ждет в прокуратуре. Но его вмешательства не потребовалось. Появился еще один незнакомый Громову человек — средних лет хорошо одетый мужчина с манерами уверенного в себе, делающего успешную карьеру руководителя. Он взял дежурного следователя под локоть и, что-то ему объясняя, увел в сторону.
— Это еще кто? — спросил Стас.
— Кустов, новый зам. Виноградова.
— А где сам Виноградов?
— Его в Москву срочно вызвали.
— Наградят, наверное.
После короткого разговора с Кустовым следователь достал бланк и начал составлять протокол осмотра места происшествия, а сам Кустов вернулся и, оценивающе посмотрев в лицо Стаса, сказал:
— Поедешь в городскую. Они тебя проводят. — Кустов кивнул на двух оперативников УСБ, молча подошедших к Стасу с двух сторон. — На всякий случай.
Скрябин кивнул и, сопровождаемый уэсбэшниками, пошел к их машине.
Громов посмотрел, как они уходят, потом перевел взгляд на останки взорванной «Альфа-ромео». Тяжело сглотнул. И тяжело сказал:
— Соловьев был одним из лучших.
— А как же Шилов? — прищурился новый зам. начальника УСБ.
— Шилов — лучший. — Опустив голову, Громов направился к своей машине.
— Что-то непохоже!
— Тогда поймайте его.
Кустов заметил у себя под ногой фигурку Будды. Перекатил ее носком ботинка, рассматривая. Равнодушно оттолкнул. Крикнул вдогонку Громову, уже стоявшему у машины:
— Честных ментов не убивают!
Громов посмотрел через плечо:
— Да, их сажают. Это дешевле.
В подворотне толпился народ. Зевак было много. Кто-то явно возвращался с работы и остановился, чтобы послушать. А кто-то второпях, накинув, что попало, выскочил из дома, чтобы посмотреть.
Пониже опустив кепку, Егоров подошел и встал в крайнем ряду.
Впереди, во дворе его дома, стояли несколько милицейских машин. Дежурный «уазик» из отделения, микроавтобус криминалистической лаборатории, две «Волги» из главка.
Щелкал вспышкой фотограф. Его интересовали разбитое окно в арочном переходе, осколки стекла и какие-то еще помеченные бумажными бирками мелкие предметы на асфальте.
Было много сотрудников. Начальники стояли, подчиненные что-то делали. Обычная обстановка на месте серьезного происшествия. Похоже, кого-то убили. Только трупов не видно. Убийство произошло в доме?
Егоров прислушался к разговорам.
Впереди него стояли две пожилые женщины. Одну из них Егоров немного знал — она жила на его этаже. Вторую видел впервые. Они оживленно обсуждали случившееся. Кроме Егорова, их слушали еще несколько человек. Женщины это чувствовали, и потому говорили много и громко — им нравилось быть в центре внимания.
— Так он же вроде милиционер?
— Да, он в тюрьме жуликов охраняет.
— Надо же, и своих же побил!
— Он бандитам бежать помогал. За сто тысяч.
— Ага…
— Ребятки приехали его, иуду, хватать, а он вышел через потайной ход на лестницу и всех их в спину убил.
Из подъезда стремительно вышел Арнаутов, на ходу давая указания старшему оперу из своего отдела:
— Все материалы на этого Егорова к десяти часам утра мне на стол. Родственники, друзья, бабы. Все, что есть, понял?
— Понял.
Арнаутов сел в «Волгу», и водитель тотчас же рванул с места.
— Это отец того, который через окно прыгнул, — сказала более осведомленная женщина.
— Господи, бедный…
— Наоборот, повезло. Парнишка один живой остался. Его сразу «неотложка» увезла.
— Господи, хоть бы этого изверга расстреляли!
«Изверг» медленно отступил. Еще ниже надвинул кепку, поднял воротник куртки и ушел, никем не замеченный.
Идти ему было некуда.
Рыжий кот больше не кричал, не мяукал, не бил лапой в стекло. Неподвижно сидел на подоконнике и смотрел вниз.
Шилов расхаживал по квартире.
Куда делись ребята? По всем разумным прикидкам, они уже давно должны были быть здесь.
Что-то случилось?
Может, «железный дровосек» уговорил прокуратуру их задержать? У него, дуболома, хватит ума и сообразительности, чтобы заморочить голову и себе, и другим: на вторые сутки пребывания в камере ребята расколются и сдадут Шилова с потрохами.
Да нет, ерунда это. Скорее всего, Серегу со Стасом на работе что-нибудь задержало. Может, очередное убийство «с большим общественным резонансом». А, скорее всего, какое-нибудь дурацкое совещание или заслушивание. Борьба с оборотнями и чистка рядов — хорошо, но рутинную работу никто не отменял, и с отдела обязанностей не снимал.
Роман хмыкнул, представив, как Серега за него отдувается. Представительско-административные обязанности Соловьев всегда не любил и неофициальным заместителем Шилова стал под большим принуждением.
Шилов подошел к окну. Погладил кота. Рыжий вздрогнул, вывернулся из-под руки, отбежал на другой край подоконника. Застыл в прежней позе, свесив с подоконника хвост.
— Что-то не то с тобой, рыжий. Меня боишься, или по хозяину сильно соскучился?
Шилов достал «трубку», задумчиво посмотрел на дисплей. И хочется, и колется. Наверняка телефоны Соловьева и Скрябина слушают, так что лучше не рисковать.
Но что же они сами-то о себе не сообщат?
В больнице Арнаутов сразу столкнулся с врачом, которого уже видел вчера утром, когда приезжал к Косте Губину — своему информатору из окружения Моцарта.
Врач его тоже узнал:
— А, это снова вы? Опять к Губину? После разговора с вами его состояние…
— К вам привезли моего сына. Арнаутов Павел, с огнестрельными.
— Арнаутов? Да там не только одни огнестрельные. Перелом бедра, запястья. Вывих плеча. Сотрясение мозга, сильные ушибы. Порезы можно считать мелочью.
— Какие еще порезы? — Арнаутов похолодел, представив, что в сына не только стреляли, но и били ножами.
Врач успокоил:
— Как я понял, он через окно сиганул? Вот и порезался.
— С огнестрельными как?
— Одна пуля застряла в лопатке, две — навылет. Серьезные органы не задеты.
— Его надо перевезти в Военно-медицинскую, по профилю…
— Поздно, уважаемый. Операция уже началась. Да вы не волнуйтесь, хирург опытный.