— Кого?! Выдумала себе рыцаря на белом коне! Ты с ним нахлебаешься еще больше, чем с Вадиком! Сколько ты с ним знакома? Три дня?

— Иногда этого бывает достаточно.

— Нет, Юлька, ну ты просто круглая дура! Да тебя проглотят и не поморщатся. Когда мужики в свои игры играют — от них надо держаться подальше. Ну хочешь, вместе поедем? В Турцию, в Египет — сейчас это недорого.

— А если он позвонит? А меня нет?

— Как он будет звонить, наверняка все телефоны прослушиваются. Он сейчас запрятался, и носа не высунет. Не удивлюсь, если он завалился к какой-нибудь прежней бабе.

— Плевать. Только бы не поймали.

— Сколько ты будешь ждать, декабристка? Год? Два года?

— Лучше давай о работе, а с этим я как-нибудь сама разберусь. Ты блузку Смирновой доделала?

— Доделала. Она хочет еще такую же, но как бы вечерний вариант. Только какая тебе разница, ты ведь все равно сейчас работать не сможешь. Или как?

— Жизнь покажет.

Пришел домой Скрябин. В квартире сильнее обычного пахло лекарствами, навстречу ему из комнаты вышли врачи «скорой помощи», мужчина и женщина. Их провожала Светлана, как всегда, при посторонних надевшая маску заботливой жены и невестки.

— Боюсь, без операции медицина бессильна, — сказал врач, выходя из квартиры.

Светлана закрыла дверь и ехидно спросила у Стаса:

— Что, не пристрелили?

— К сожалению, нет. Что с мамой?

Не отвечая, Светлана ушла на кухню и включила там маленький телевизор.

Рыжий котяра дрых посреди кровати и не торопился навстречу хозяину.

— Ну, как ты тут без меня? — спросил Соловьев, беря его на руки.

Кот сразу же довольно заурчал, пушистым боком прижимаясь к Сереге. Серега подошел к окну, выглянул через щель между плотными шторами. Вздохнул:

— Где же ты бродишь, начальник?

Шилов был на АЗС на улице Блюхера. Заплатил за полный бак, начал заправляться. Когда отъехала машина, стоявшая у той же колонки с другой стороны, Роман осмотрелся и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, положил ключи от «Альфа-ромео» в ящик с песком.

А Виноградов и Арнаутов пили коньяк в кабинете начальника УСБ.

Коньяк был очень хорошим. Виноградов сам покупал его в Бельгии, когда летом ездил туда отдохнуть.

Пили его, правда, неправильно, из хрустальных водочных стопочек. Так было привычнее.

И беседа тоже шла хорошо:

— Раньше его надо было брать, раньше. Я ведь говорил…

— Раньше не было оснований. — Виноградов до краев наполнил стопки.

— А теперь нет человека.

— Да куда он денется, Коля? Он ведь понтярщик, привык быть на виду. На нелегальном положении долго не протянет. Кореша его под контролем, баба тоже. Возьмем, это вопрос времени.

— Я чего боюсь, Олег Евгеньевич, он ведь хвосты начнет рубить, зачищаться.

— Ну, ты из него монстра-то не делай. Он ведь не отморозок какой-нибудь. Вон, какие дела раскрывал!

— Раскрывал! — Арнаутов презрительно скривился. — Потому что бандюки ему на своих конкурентов стучали. А нераскрытых дел сколько? Почему? Да потому, что у него там свой интерес.

— Ты еще скажи, что он стоит за всеми громкими «глухарями».

— А я не удивлюсь.

Виноградов усмехнулся:

— С тобой не соскучишься, Коля.

Арнаутов поднял хрустальную стопку и, словно произнеся тост, заявил:

— Это с ним скучать не придется. Помяни мое слово.

Заканчивался вечер трудного дня…

Ночь прошла, настало утро.

Посреди двора старого дома на улице Черняховского одиноко стояла красная «Альфа-ромео». С лестничной площадки третьего этажа за ней наблюдали двое оперов «наружки». Они недавно заступили на пост, сменив отдежуривших ночь. Один выглядел бодро, второй страдал после выпитого накануне — вечером он хорошо погулял на дне рождения у приятеля, — и теперь оттягивался «джин-тоником», приканчивая уже вторую банку.

— Плохо тебе, кисонька? — спросил тот, который не пил накануне.

Напарник болезненно скривился:

— Сколько еще мы будем этой фигней заниматься? Совсем УБОП умом тронулся. Не придет он…

— Придет — не придет, наше дело смену отпахать. Олег с Юркой в машине?

— Угу, на выезде стоят. — Напарник вытряс из банки последние капли «джин-тоника». — Пойду еще за одной схожу.

— Сходи… Вот он — Шилов. Замаскировался.

— Где? — Напарник, уже начавший спускаться по лестнице, вернулся к окну.

К машине подошел сутулый бомж в драном дерматиновом плаще с авоськой в руке. Присел на одно колено, наклонился, почти касаясь головой земли, запустил руку под днище машины. Выудил пустую алюминиевую банку. Расплющил ее каблуком, бросил в авоську, в которой уже лежали несколько таких же мятых жестянок и пустые бутылки, и заковылял прочь, кренясь на один бок.

— Ладно, пойду.

— Давай. Можешь ему свои банки отдать.

— Ты чего, мертвый?

— Маме совсем плохо.

— Так иди домой.

— Это еще хуже…

Соловьев и Скрябин сидели вдвоем в кабинете. Стас, действительно, выглядел неживым. А вот Серега, казалось, всю ночь думал над тем, как помочь Шилову, и теперь горел желанием претворить планы в жизнь.

Когда Скрябин в очередной раз опустил голову и погрузился в свои мысли, Серега оценивающе посмотрел на него. Сказать или?.. С одной стороны, напарник сейчас из Стаса никакой. С другой — хуже нет, чем зацикливаться на своих проблемах, особенно, когда не можешь их решить. Когда у Сереги случались неприятности в личной жизни, он уходил в работу с головой, и это всегда помогало. Возможно, и Скрябину это поможет. Хотя, конечно, ситуация у него гораздо серьезнее, чем все, что бывали у Соловьева…

Так говорить или нет?

Серега сказал:

— Если сегодня будет тихо, начинаем играть сами.

Стас поднял голову:

— Какие мысли?

— За всем этим стоит кто-то из наших, так?

— Так.