— Андрэ, тебе плохо?! Вставай, немедленно вставай! Мы начинаем спуск!

— Сейчас, — прошептал я. — Дай мне пару минут!

— Держись! Держись! — приказала она. — Угораздило же тебя дуть в трубу! Не закрывай глаза!

Она задрала голову, высматривая что-то среди канатов и тросов. Черные пряди выбивались и мешали ей. Алессандра сбросила шерстяной платок с головы и откинула назад волосы. Я смотрел на нее и будто бы видел сон, красивый сон, но красивый мрачною красотой. Точеное личико казалось мертвенно-бледным на фоне свинцового неба. Ветер вступил в непримиримую схватку за власть над иссиня-черными волосами. А золотой лев смотрел вдаль аскетическим взором.

— О господи! — вскрикнула Алессандра.

Переполненный страхом голос пробудил меня. Преодолев слабость и головокружение, я приподнялся на локте и спросил:

— Что? Что случилось?

— Где клапанная веревка?! — закричала графиня. — Здесь была клапанная веревка!!! О господи! Один огрызок…

— Солдат случайно перерубил какую-то веревку, — вспомнил я.

— Перерубил! — с ужасом повторила Алессандрина. — Перерубил!..

— Ну и что? — Язык у меня заплетался.

Разговор отнял последние силы, вновь накатило равнодушие, хотелось одного — хоть сколько-нибудь выспаться.

— Вставай! Вставай! — Алессандрина тянула меня за руку. — Тебе недостает кислорода, и ты засыпаешь. Если заснешь, больше не проснешься! Умрешь во сне! Мы оба погибнем, если не откроем клапан.

Ее слова не испугали меня. В душе не осталось места ни страху, ни другим чувствам, да и саму душу будто вынули. Нет, словно сам ее выдохнул через трубу для оркестра роговой музыки. Кот и тот притих за пазухой. Я засыпал, я хотел уснуть хотя бы на несколько минут.

Алессандра схватила меня за плечи, поднатужилась и подняла в сидячее положение. Кот, пригретый на груди, безжизненным кулем провалился под шубой на колени, не издав ни звука. Я понял, что и сам превращусь в огромный ком мертвой плоти, вполне пригодный для выброса в качестве балласта, чтобы воздушный шар летел еще выше. Но и тогда близость смерти не устрашила меня.

— Андрэ! Андрэ! — причитала Алессандрина. — Вставай! Ты должен помочь мне! Ты должен подсадить меня, чтобы я дотянулась до клапанной веревки! Нужно стравить горячий дым! Тогда розьер начнет опускаться!

Я попытался подняться, но с удивлением обнаружил, что не могу пошевелить ни руками, ни ногами. Мгновение я сидел, глядя снизу вверх на Алессандру. А потом голова моя упала на грудь, и я завалился на бок. На грани сознания мелькнула саркастическая мысль: рай находится на небесах, и мы отдадим душу у самого входа. Я надеялся, что роговая музыка разбудила Петра, и он уже подбирал ключи к воротам. Склеенный из бумаги и льна золотой лев, исполненный очей, с величественной невозмутимостью глядел вдаль.

Алессандрина, опустившись на колени, в отчаянии смотрела на меня. Казалось, она вот-вот заплачет, но слезы замерзнут, не успев выкатиться из глаз. И прежде, чем все опрокинулось в черноту, с сожалением успел я подумать о том, что не в силах помочь ей.

Я очнулся от утробного воя. Перепуганный кот Розьер голосил над самым ухом. Запах соломы, смешавшись с дымом, в другое время напомнил бы деревенскую идиллию, но сейчас раздражал. Мучила головная боль. Я чувствовал себя разбитым, словно видел кошмары, проснулся, а обрывки снов все еще терзали воспаленное воображение.

Хотелось вновь уснуть и спать до тех пор, пока не отпустит мигрень, не вернутся силы и бодрость.

Зато душа вышла из оцепенения. Вспомнив о грозившей опасности, я встрепенулся, готовый бороться за свою жизнь, за жизнь Сандры, а буде возможно — и за жизнь котенка, и обнаружил, что лежу, одетый в шубу, и еще одной шубой накрытый сверху. Меня охватили стыд и смятение. Получалось, что графиня де ла Тровайола пожертвовала мне свою одежду, тем самым лишив себя последней защиты перед лицом смерти.

Я посмотрел вверх и обомлел. Алессандра с акробатической ловкостью разместилась на железном обруче и стравливала дым, проткнув палашом оболочку шара. Я не знал, сколько времени она так сидела — сохраняя равновесие на узкой опоре и вытянув вверх руку с тяжелым клинком, но держалась графиня из последних сил.

— Алессандрина! Алессандрина! — закричал я.

Сбросив шубу, я с трудом поднялся на ноги и протянул навстречу спасительнице руки, еще не разобравшись, слушаются ли они меня как следует. Графиня посмотрела вниз, улыбнулась мне вымученно, прошептала:

— Ты жив…

И упала. Я подхватил ее, и мы повалились на дно гондолы. Палаш едва не разрубил пополам кота. Розьер взвизгнул и бросился наутек. Обежав вокруг жаровни, он наткнулся на нас с другой стороны, кинулся обратно — опять наша куча-мала! Тогда котенок прыгнул на стенку, вцепился в ивовые прутья и уставился на нас обезумевшими глазами.

Я сжимал в объятиях Сандру. Ее тело, прежде сильное, потеряло упругость. Я положил ее на солому, сбросил с себя шубу, чтобы не сковывала движения. Графиня пребывала в полуобморочном состоянии, но ее глаза светились радостью. Я хотел укрыть Сандру, но она слабой рукой оттолкнула шубу и прошептала:

— Теперь все хорошо. Все будет хорошо.

Я покрыл ее лицо поцелуями. Она ответила чуть слышным стоном:

— Рука… рука…

Я принялся растирать ее правую руку — ту, которой она бог весть сколько времени держала тяжелый палаш. О собственных недомоганиях я и думать забыл.

Котенок наверняка полагал, что именно мы причина обрушившихся на него испытаний. В сущности, он был прав. До нашего появления он блаженствовал возле теплой жаровни, надежно скрытый от стаи бродячих псов стенами гондолы. Заметив, что мы заняты друг дружкой, Розьер спустился со стены и на полусогнутых лапах, прижав уши и поджав хвост, пробежал по кругу. Не обнаружив лазейки, он вновь вскарабкался по ивовым прутьям и выглянул за борт. Открывшаяся картина повергла котенка в ужас, он спрыгнул и сиганул под шубу, откуда затем выглянул с затравленным видом.

— Хватит-хватит, спасибо. — Графиня высвободила руку.

Алессандрина смотрела на меня с такой благодарностью, словно это не она, а я совершил героический подвиг и спас нас обоих. Правда, справедливости ради, нужно отметить, что именно она подняла розьер на столь опасную для жизни высоту.

Графиня протянула левую руку, погладила меня по щеке. Я перехватил ее ладошку и осыпал поцелуями. Она улыбнулась, но вдруг сделалась серьезной. Жестом попросила помочь и, опершись на меня, встала на ноги. Облокотившись о борт, она огляделась и с облегчением вздохнула. Я ожидал, что Алессандрина вновь займется записями в журнале, но ошибся.

— Посмотри, как красиво, — с восхищением произнесла она.

Я поднялся на ноги. Сильный ветер по-прежнему не располагал к длительным созерцаниям, но ради раскрывшегося нашим глазам великолепного зрелища можно было и потерпеть.

Земля сверху выглядела необъятным полотном, расчерченным аккуратными геометрическими фигурами, полотном чистым, словно тщательно выметенным все тем же жестоким ветром. Облака, как и в детстве, представлялись сказочным миром с добрыми великанами и диковинными существами. Странно