и пили вино. Террасы утопали в бугенвиллии с розово-лиловыми цветами, в воздухе витал смолистый запах сосны. Над темным затихшим морем поднималась полная луна. Стрекотали цикады. Так было на Мальте, когда она вышла замуж за Филиппа. Так было на юге Франции, где они с Джеральдом проводили медовый месяц.

Ева подняла глаза и увидела, что Джеральд наблюдает за ней. Она улыбнулась, он чмокнул губами, украдкой послав ей поцелуй.

Друзилла к ним не вышла, но в своем домике стала играть на флейте. Сумерки сгущались. Вечеринка, устроенная Ивэном, была в самом разгаре. Они все выпили много шампанского, и Сильвия начала рассказывать Джеральду старый анекдот, который всегда, как она знала, его веселил. Но едва теплый вечер огласили первые сладостные звуки флейты, смех и голоса стихли и даже Сильвия умолкла.

Моцарт. «Маленькая ночная серенада». Волшебная музыка. Даже не верилось, что у чудаковатой Друзиллы столь удивительный талант. С наслаждением слушая ее игру, Ева вспоминала фестиваль в Глайндборне,[32] который она впервые посетила вместе с Джеральдом. Ева решила, что этот концерт ничуть не хуже и пьянящая музыка в исполнении Друзиллы столь же очаровательна.

Когда мелодия стихла, с минуту они все сидели не шевелясь, а потом стали аплодировать. Джеральд поднялся со своего стула. Бурные аплодисменты.

— Друзилла! Браво! Иди к нам. Ты доставила нам огромное удовольствие и заслужила награду.

Через мгновение Друзилла появилась в распахнутых дверях своего жилища, прислонилась плечом к косяку, сложив на груди руки, — восхитительно необычная, колоритная фигура: густая шапка непослушных светлых волос, архаичный наряд.

— Так вам понравилось? — уточнила она.

— «Понравилось» — не то слово. Ты играешь, как ангел. Иди выпей шампанского.

Друзилла повернула голову и, как Мэй некоторое время назад, смерила всех взглядом. Ее лицо никогда, даже в лучшие времена, не отличалось выразительностью, но сейчас по нему и вовсе нельзя было догадаться, что у нее на уме.

— Нет, не пойду, — сказала она, помедлив. — Спасибо за приглашение.

И она скрылась в домике, захлопнув за собой дверь. Больше на флейте она не играла.

Погода менялась, атмосферное давление падало. Поднялся ветер, теплый и порывистый, дувший с юго-запада. На горизонте сгущались тучи, но небо оставалось голубым; тут и там по нему проплывали кучевые облака. Море, еще недавно ровное, словно синяя шелковая шаль, теперь дыбилось, пестрело белыми гребнями бурунов. Двери хлопали, окна дребезжали; простыни, наволочки и пеленки Джошуа с шумом раздувались, бесновались на бельевых веревках, будто плохо натянутые паруса.

Была суббота, и Ева — какое счастье! — в кои-то веки хозяйничала на кухне одна. Мэй чинила в своей комнате ворох белья и одежды, и Ева надеялась, что она спустится лишь к обеду. Друзилла отправилась в деревню за покупками, толкая перед собой старую коляску с Джошуа. Было ветрено, и она накинула на плечи шерстяную шаль и надела на Джошуа — что немало порадовало Еву, — помимо подгузника, войлочный свитер, который она купила на распродаже подержанных вещей на благотворительном базаре.

В субботу фабрика не работала, и Ивэн свой свободный день посвятил Лоре — посадил ее в свой автомобиль и повез показывать северное побережье и бухту Пенджицаль. Ева собрала для них корзину со снедью и предупредила сына, чтобы он не позволял Лоре много ходить и вообще утомляться.

— Не забывай, она недавно из больницы и сюда приехала набираться сил.

— Вечно ты квохчешь, как беспокойная наседка, — ответил он. — За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я заставлю ее отшагать десять миль пешком?

— Я тебя знаю, а за нее я отвечаю перед Алеком.

— Ну и какой же я?

— Энергичный, — только и сказала Ева, хотя могла бы наградить его еще десятком не самых лестных эпитетов.

— Мы устроим пикник, может, окунемся.

— А не холодновато для купания?

— Пенджицаль — закрытая бухта. Там всегда тихо, даже если вокруг свистит ветер. И не волнуйся, я о ней позабочусь.

Так Ева и оказалась одна. Было одиннадцать часов, и она варила кофе для себя и Джеральда. Потом поставила на поднос две чашки, молоко, сахар, тарелку с имбирным печеньем для мужа и, покинув кухню, по коридору прошла к кабинету Джеральда. Он сидел за письменным столом, работал с документами по ведению хозяйства. При появлении жены Джеральд отложил ручку, откинулся на стуле, снял очки.

— Что-то тихо у нас сегодня, — сказал он.

— Конечно, тихо. Если кроме нас с тобой, да Мэй никого нет. Тем более что Мэй наверху, штопает твои носки.

Ева поставила перед мужем поднос.

— Две чашки, — заметил Джеральд.

— Одна для меня. Я выпью кофе здесь, с тобой. Посидим пять минут вместе, поболтаем, пока нам никто не мешает.

— Приятное разнообразие.

Ева взяла свою чашку и отошла к большому креслу у окна, в котором Джеральд иногда дремал после обеда или вечерами читал газеты. Это было очень удобное и по всем параметрам мужское кресло, в котором ее маленькая фигурка просто терялась. Впрочем, и сам кабинет был уютным тоже по-мужски: стены, обшитые деревянными панелями, фотографии кораблей, другие памятные вещи, связанные со службой Джеральда в военно-морских силах.

— Лора чем занимается? — спросил он.

— Ивэн повез ее на экскурсию на своей машине. Я собрала им еды для пикника. Думаю, они поехали в Пенджицаль смотреть на тюленей.

— Надеюсь, благоразумие ему не изменит.

— Я предупредила его, что ей нельзя уставать.

— Я не о том, — сказал Джеральд.

Он очень хорошо относился к Ивэну, но не питал иллюзий на его счет.

— Зря ты так плохо о нем думаешь, Джеральд. Он просто старается быть любезным. К тому же Лора — жена Алека, да и старше она Ивэна.

— Весомый аргумент, ничего не скажешь. Однако она очень мила.

— Красавица, правда? Я не думала, что она красива. Представляла ее себе этакой серой мышкой. Хотя, возможно, до знакомства с Алеком она и была серой мышкой. Просто диву даешься тому, как способны преобразить простушку забота любящего человека и дорогие наряды.

— Почему ты решила, что она была серой мышкой?

— Из того, что она рассказывала о себе. Единственный ребенок, родители погибли в автокатастрофе, воспитывалась у тети.

— Ее тетя — старая дева?

— Нет, скорее веселая вдовушка. Они жили в Хампстеде. Но потом, став взрослой, она устроилась на работу и нашла собственное жилье. И, насколько я могу судить, так она жила следующие пятнадцать лет. Работала в издательстве, дослужилась до редактора.

— Значит, она не глупа, но из этого не следует, что она была серой мышкой.

— Да, но это говорит о том, что она не предприимчива. Да и сама Лора первая это признает.

Джеральд взболтал в чашке кофе.