Но призрак Ребекки оставался здесь, вздыхал рядом с ухом Дафны или стучал в окна хижины и, казалось, приводил с собой других, безымянных призраков, утраченные мотивы, безнадежные чаяния.
— Уходи! — говорила Дафна Ребекке, пытаясь продолжать работу, стараясь заглушить стук в оконное стекло лязгом пишущей машинки. — Оставь меня в покое.
Но Ребекка лишь смеялась в ответ.
— Оставить тебя в покое? — шептала она. — Это все равно что отказаться от себя самой.
Менабилли,
Пар,
Корнуолл
Уважаемый мистер Симингтон!
Посылаю чек на расходы в Хоуорте. Большое спасибо за весточку. Надеюсь, Вы вскоре поправитесь — ничто так не портит настроение, как плохое самочувствие.
Я проверила утверждение миссис Гаскелл, что, мол, когда Брэнуэлл умер, карманы его были набиты письмами от миссис Робинсон. Оно полностью опровергается Лиландом, который — как свидетельствует Марта Браун, прислуга в пасторском доме, — сказал: «Было найдено много писем, но все они — от джентльмена, знакомого Брэнуэлла, жившего по соседству с Робинсонами, у которых некогда работал Брэнуэлл».
Как было бы замечательно, если бы мы смогли установить личность этого джентльмена! Но ни слова мисс Г.! Как это ни досадно, вынуждена сообщить Вам, что она опередила нас с Робинсонами. На прошлой неделе я отправила уже второе письмо, пытаясь разыскать ныне живущих членов этой семьи, и два дня назад получила довольно холодный ответ от одного из них, преподобного Катберта, который сообщил, что мисс Герин посетила их месяц назад! Я вне себя от ярости. Если бы мой муж не чувствовал себя так плохо все лето, я нанесла бы этот визит уже в сентябре. Было бы забавно столкнуться с мисс Г. на пороге! Тем не менее я напишу весьма учтивое письмо его преподобию, хотя и сомневаюсь, что удастся получить от него какие-нибудь сведения. Наверняка он все уже выложил мисс Г.
Однако и мне удалось добиться определенного успеха. Медленно и очень внимательно изучая старые «Труды Общества Бронте», я натолкнулась на весьма интересную статью о викарии, служившем в Хоуорте с 1837 по 1839 год и квартировавшем в хоуортском доме с привидениями. Он очень хорошо знал семью Бронте, но особенно дружил с Брэнуэллом и однажды уговорил Б. провести с ним ночь в его комнате, чтобы убедиться в присутствии призраков. Брэнуэлл прежде насмехался над подобными россказнями, но, проведя ночь на ходившей ходуном вверх и вниз кровати, поверил в привидения. Без сомнения, он на следующий день живописал эту историю сестрам, и она в дальнейшем трансформировалась в сцену явления призрака мистеру Локвуду, проведшему ночь в Грозовом перевале, в старой комнате Кэти!
Все это побуждает меня нанести давно откладываемый визит в Хоуорт, который, надеюсь, я смогу наконец осуществить во время моей поездки в Йоркшир в конце ноября или в самом начале декабря. Собираюсь провести некоторое время, изучая коллекцию Бротертона в Лидсе, и, если это Вам будет удобно, посетить Вас и посмотреть на чудеса Вашей библиотеки. А может быть, Вам также удастся приехать в Лидс, чтобы пообедать вместе со мной? Потом я отправлюсь в Хоуорт, встречусь с мистером Митчеллом и ознакомлюсь с рукописями Брэнуэлла, хранящимися в пасторском доме. Я совершенно уверена, что там припрятаны многие написанные им замечательные манускрипты, к которым никто не проявлял ни малейшего интереса (кроме, конечно, нас с Вами). Всегда ведь считалось, что старая рукавичка Шарлотты представляет большую ценность и интерес для публики, чем полдюжины рисунков или заметок Брэнуэлла.
А теперь entre nous[37] — когда я доберусь до Хоуорта, где, по Вашему мнению, лучше всего остановиться? Возможно ли обосноваться в «Черном быке»? Несколько лет назад я останавливалась в гостевом доме Бронте, и хотя там было очень приятно, но несколько прохладно и довольно тесно: крошечная гостиная, где постояльцы сидят чуть ли не друг на друге. Возможно, в «Черном быке» не придется испытывать подобную стесненность, к тому же возникают весьма красочные ассоциации с Брэнуэллом, поскольку здесь место его кутежей. С другой стороны, персонал гостевого дома был исключительно любезен и крайне ненавязчив, когда же я отправилась пропустить рюмочку в «Черном быке» во время моего последнего визита, об этом сразу же узнали, и я оказалась в центре внимания, хоть и благосклонного, но весьма меня смутившего. Как и всякий исследователь, я предпочитаю анонимность, когда работаю, чтобы меня не беспокоили и дали заниматься своим делом.
Возможно, мистер Митчелл мог бы дать совет по этому поводу? Если Вы его увидите или будете писать ему, передайте, пожалуйста, что я непременно вознагражу его содействие, если он сможет показать мне некоторые музейные экспонаты, которые обычно не выставляются.
Искренне Ваша,
Глава 32
Ньюлей-Гроув,
Симингтон ощущал, что его положение делается все более затруднительным: он разрывался между желанием, чтобы его оставили в покое, и жаждой общения с теми, чьи попытки завязать дружбу он до сих пор отвергал. Несколько писем пришло в этом месяце от Дафны: она подтверждала, что приедет наконец в Йоркшир в начале декабря и мечтает встретиться с ним в его доме, где, несомненно, станет бомбардировать его новой серией вопросов, не имеющих ответа. Мысли об этой встрече изнуряли Симингтона: она представлялась ему такой же утомительной, как визит одного из сыновей или внуков, которых он привык держать на расстоянии. Но предотвратить приезд Дафны было невозможно. Он понял: она во многом напоминает Беатрис, во всяком случае столь же неукротима, если что-то вбила себе в голову.
А тут еще возник некий мистер Маттхайзен из Америки, молодой аспирант университета Рутгерса, в настоящее время обучающийся в Лидсе, который от имени своей alma mater добивался доступа к тому, что он деликатно назвал «остатком вашей коллекции». Мистер Маттхайзен, когда звонил, был неизменно вежлив, но также и настойчив, впрочем, до нынешнего утра Симингтон полагал, что сумеет совладать с юным американцем. За прошлый месяц Маттхайзен дважды приходил к нему домой, но Симингтон не разрешил ему ознакомиться со своей коллекцией, лишь показал самые соблазнительные рукописи из сорока непомеченных коробок, выстроившихся в ряд вдоль стены кабинета, и тут же благоразумно убрал их назад.
Но на прошлой неделе американец внезапно стал проявлять нетерпение. Он заявил: или Симингтон продаст ему свою коллекцию за семьсот пятьдесят фунтов, или сделка не состоится, тем более что университет Рутгерса уже уплатил Симингтону десять тысяч долларов за то, что, как они полагали, составляет всю коллекцию.
— Видите ли, молодой человек, — ответил Симингтон, — это лишь демонстрирует, что умелый библиофил, такой как я, способен собрать новую полную сокровищ коллекцию за какое-то десятилетие.
Впрочем, в конце разговора вмешалась Беатрис:
— Тебе придется избавиться от этих коробок, прежде чем мы переедем в новый дом в следующем году, и уж если кто-нибудь заплатит тебе за них приличную сумму, не отказывайся. Нет ничего хорошего в том, что приходится уезжать из этого дома, поскольку мы не можем оплатить счета, но, по крайней мере, у нас будет небольшая сумма, чтобы продержаться первое время, да и в любом случае для твоих коробок не найдется места в доме меньше этого.
Симингтону с трудом верилось, что она действительно заставит его продать дом — его дом, его крепость; она не имеет права требовать, чтобы он покинул свою территорию, — но, как он надеялся, выгодная сделка с Рутгерсом может заставить Беатрис замолчать, по крайней мере на время. У него,
