недалеко от того района, где родители-наркоманы произвели меня на свет. Круг замыкается. Это предначертание.

Когда идиот, который руководит Международным олимпийским комитетом, отдаст приказ спустить флаги, объявит о завершении Игр и прикажет погасить олимпийский огонь, я с радостью приму свою судьбу. Усталый от напряженного внимания, я смотрел на сизо-черную стену надвигавшейся бури и думал, что моя жизнь похожа на эллипс беговой дорожки — началась и закончится почти в одном и том же месте.

Вынув из кармана сотовый, я нажал кнопку скоростного набора и услышал соединение. Сунув телефон в карман, я поднял винтовку, сделал два шага вперед и повернулся вправо, к чаше.

За несколько минут до этого на западную трибуну стадиона нехотя поднялась Карен Поуп, как раз в тот момент, когда к микрофону вышел президент Международного олимпийского комитета Жак Рогге, осунувшийся и мрачный. Журналистка только что закончила новую статью на сайте «Сан», где написала о спасении Найта и его детей, смерти Марты и ее сестер и объявлении Лансера в международный розыск.

Рогге говорил, перекрывая шум усилившегося ветра и громкого ворчания грома. Поуп думала только о том, что треклятые Игры наконец-то закончились. По ней, так до свидания и скатертью дорога. Поуп хотелось бы никогда больше ни строчки не писать об Олимпиадах, хотя она понимала, что это недостижимая мечта. Поуп чувствовала себя вялой, опустошенной и усталой. Ею владело отчаянное желание выспаться. А тут еще и Найт не отвечал на звонки, и Джек Морган, и Поттерсфилд. Что происходит, чего она опять не знает?

Пока Рогге монотонно заканчивал речь, собираясь объявить о закрытии Олимпиады, Поуп, рассматривая трибуны, рассеянно подняла глаза к чаше с огнем. Пламя билось на ветру. Она призналась себе, что ждет не дождется, когда же его погасят, при этом чувствуя себя немного виноватой в…

Королевский гвардеец слева от чаши вдруг подхватил винтовку, сорвал шлем из медвежьего меха, сделал шаг вперед, повернулся и выстрелил. Второй гвардеец дернулся, покачнулся и боком упал с возвышения. Его тело ударилось о крышу, покатилось, соскользнуло с края, полетело вниз и исчезло.

Поуп ахнула от ужаса, но ее вздох потонул в криках тысяч людей, слившихся в один неистовый вопль, когда из динамиков на весь стадион прозвучало оглушительное:

— Вы жалкие низшие твари! Неужели вы думали, что посланец богов позволит вам так просто отделаться?!

Сжимая сотовый в левой руке, я говорил, слыша снизу собственное эхо:

— Ваши снайперы САС, натыканные по всему парку, идиоты. Я держу в руках взрыватель. Застрелите меня — и попрощайтесь с этой башней, стадионом и десятками тысяч жизней.

Внизу толпа взорвалась воплями. Люди кинулись прочь, как обезумевшие крысы с тонущего корабля. Видя, как они мечутся и рвут друг друга, я удовлетворенно улыбнулся.

— Сегодняшний день ознаменует конец современных Олимпийских игр! — проревел я. — Сегодня мы погасим пламя коррупции, горевшее с тех самых пор, как более века назад предатель де Кубертен выступил со своей идеей глумления над истинными Играми!

Найт слышал выстрелы и громовую угрозу Лансера через вентиляционную шахту, проходившую в нескольких футах за трубой с пропаном.

У него не было времени обезвредить взрыватель. Кроме того, он не сомневался, что Лансер предусмотрел немедленный взрыв при любой попытке сорвать адскую машинку с трубы.

— Может, перекрыть все баки? — спросил он через радиомикрофон.

— Это катастрофа, Питер! — закричал в передатчике Джек. — Все клапаны заварены открытыми!

Лансер ударился в нескончаемую тираду об Олимпиадах, начиная с барселонских врачей, отравивших его, чтобы не дать величайшему в мире спортсмену выиграть золото в декатлоне. Внизу шумела толпа — перепуганные люди в панике пытались выбраться со стадиона. Найт понимал, что у него только один шанс.

Выставив горелку вперед, он, извиваясь, протиснулся мимо газовой трубы с примотанной бомбой к вентиляционной шахте.

Через щели решетки Найт видел вспышки молний и бьющееся на ветру пламя. Олимпийский огонь все еще горел.

Решетку удерживали четыре болта, каждый был запечатан искусственной смолой. Может, ее удастся растопить?..

Найт схватил горелку и зажигалку, открыл газ и поджег. Смола быстро расплавилась, стала тягучей и мягкой. Ухватив головку болта пассатижами из универсального набора Микса, Найт быстро откручивал ее, очень довольный, что болт поддается.

Молнии исчертили небо, от грома все дрожало, как от близкой канонады, а я гремел над обезумевшей толпой, затопившей выходы в поисках спасения.

— По этим и тысячам других причин современные Олимпийские игры должны прекратиться раз и навсегда! Уверен, вы понимаете!

Но вместо криков ужаса или дружного выражения согласия я услышал нечто невероятное: монстры освистывали меня. Они улюлюкали, выкрикивали невнятные непристойности, марая мой гений, мое превосходство.

Последние унижения мученика за правое дело остры и обидны, но это всего лишь придорожный фугас, валун на пути, неспособный остановить свершавшуюся судьбу.

И все же это неприятие подняло во мне волну небывалой ненависти, отвращение ко всем монстрам внизу на стадионе.

Глядя вверх, в грозовое небо, рокочущее громом, плюющееся молниями и низвергающее ливень, я закричал:

— Вам, боги Олимпа, я жертву свою посвящаю!

Выбравшись из вентиляционной шахты на крышу обзорной платформы и сразу промокнув, Найт шагнул вперед.