— Есть что-нибудь, Питер? — спросил Джек в радионаушнике. Они переговаривались на защищенной частоте на случай, если Лансер слушает переговоры в эфире.

— Ничего, — ответил Найт. — Но предчувствие по-прежнему плохое.

Только об этом он и думал, пока организаторы не отступили от заявленной программы, представив «особых гостей» церемонии.

На помост вышли Хантер Пирс с Усеном Боултом и четырьмя бегунами, завоевавшими золото в марафоне. Перед собой они везли Филатри Мидахо в инвалидном кресле, с накрытыми простыней ногами; внизу дежурили медики.

Мидахо получил ожоги третьей степени нижней половины тела и за неделю перенес несколько мучительных процедур по удалению отмерших тканей. Чемпион, разделивший с Боултом золото в стометровке, должен был бы сейчас лежать пластом, терпя сильные боли. Но, как говорится, за других не расписывайся.

Рано лишившийся родителей мальчишка-солдат сидел прямо, с высоко поднятой головой, и махал рукой зрителям, которые вскочили с мест и скандировали приветствия Мидахо. У Найта на глаза навернулись слезы. Камерунец показывал невероятное мужество, железную волю и такое человеческое достоинство, о котором Лансер мог только мечтать.

Спринтеру торжественно вручили его золотую медаль, и когда играли гимн Камеруна, Найту в бинокль трудно было найти того, кто не плакал бы, стоя на трибунах.

Хантер Пирс заговорила о законности проведения Игр в Лондоне, заявив, что смысл Олимпиады — возрождение и передача новым поколениям олимпийских идеалов и целей, провозглашенных Пьером де Кубертеном. Найта невольно захватила воодушевленная речь американской пловчихи.

Но он заставил себя отвлечься, стараясь думать, как Лансер-Кронос. Прокручивая в голове прощальную фразу сумасшедшего, он представлял ее напечатанной заглавными буквами, чтобы лучше вникнуть в смысл: «ПЕРЕД ТЕМ КАК ТЫ УМРЕШЬ, НАЙТ, Я ПОЗАБОЧУСЬ, ЧТОБЫ ТЫ СВОИМИ ГЛАЗАМИ УВИДЕЛ, КАК Я ПОГАШУ ОЛИМПИЙСКИЙ ДУХ РАЗ И НАВСЕГДА».

Найт обдумывал каждое слово, ища особый смысл; его удивлял странный выбор глагола.

Он включил радиомикрофон и сказал:

— Джек, а ведь дух не гасят.

— Еще раз, Питер?

Найт уже бежал к выходу.

— Лансер сказал, что погасит олимпийский дух раз и навсегда.

— Ну и?

— Дух не гасят, Джек. Гасят пламя.

Взгляните, как я прячусь на виду у сотни тысяч зрителей, собравшихся внизу, и миллиардной телеаудитории.

Вознесенный судьбой, избранный, обласканный богами, я безусловно супермен, на порядок выше жалкого Мидахо, Боулта, коллаборационистской стервы Хантер Пирс и прочих людишек, стоящих на арене и единодушно проклинающих меня как…

Поднялся ветер. Я посмотрел на северо-запад, где далеко за пределами стадиона, за границей Лондона, на горизонте сталкивались и поднимали грозовые головы черные тучи. Можно ли придумать более подходящую декорацию?

Предначертание свыше, подумал я, и тут над стадионом раздался рев.

С чего это они? A-а, сэр Элтон Джон с сэром Полом Маккартни поднялись на подиум и сели за составленные валетом белые рояли. Кто это с ними — Марианн Фейфул? Помилуйте, да они поют «Let It Ве» для Мидахо!

Под звуки их монструозного завывания мне смерть как захотелось нарушить стойку «смирно», поскрести шрам на затылке и оборвать их лицемерное сюсюканье немедленно. Но я, не отрывая глаз от приближавшейся грозы, приказал себе успокоиться и придерживаться плана до естественного и предрешенного конца.

Чтобы не слышать инфернальное пение, я стал думать, как всего через несколько минут разоблачу себя и смогу насладиться всеобщим ужасом. Я посмотрю, как Маккартни, Джон и Фейфул бросятся врассыпную, перепрыгивая через Мидахо, топча его в поваленной коляске, спеша к выходам, и радостно принесу последнюю жертву во славу всех истинных олимпийцев, когда-либо живших на Земле.

Слыша, как весь стадион поет «Let It Be», Найт бросился к «Орбит». Джек Морган уже стоял там, опрашивая гурок, охранявших винтовую лестницу, которая поднималась внутри ДНК-подобных изгибов к смотровой платформе.

Когда Найт добежал, ноги его сводило от судорог, а голова раскалывалась от боли. Он спросил, задыхаясь:

— Лансер наверху?

— Они говорят, после половины четвертого туда поднимались только снайперы САС, кинологи и два королевских гвардейца, охраняющих…

— Мы можем предупредить гвардейцев на крыше? — перебил Найт.

— Не знаю, — ответил Джек. — Боюсь, что нет.

— Я считаю, что Лансер планирует взорвать чашу, а может, и всю «Орбит». Где бак с пропаном, питающим огонь?

— Здесь, — напряженно ответил быстро подошедший человек.

Стюарт Микс возглавлял хозяйственную часть Олимпийского парка. Коренастый мужчина за пятьдесят, с тонкими, как карандаш, усиками и прилизанными черными волосами, с айпадом в руке, он обильно потел, вводя электронный код на двери в бетонной стене огромного технического подвала, проходившего под западными опорами «Орбит» и тянувшегося под рекой и площадью до стадиона.

— Размер у бака какой? — спросил Найт, когда Микс поднял дверь.

— Бак огромный, пятьсот тысяч литров. — Микс протянул айпад со схемой системы газовых труб. — Пропан используется для нужд всего парка, не ради же одной чаши его держать. Отсюда перед каждым соревнованием газ закачивается в резервуары-сборники каждого спорткомплекса, ну и в Олимпийскую деревню, конечно… Бак задумывался как электростанция, чтобы парку хватало своей энергии.

— Вы хотите сказать, что если он взорвется, взорвется все? — Найт похолодел.

— Нет, я не… — Микс замолчал, побледнев. — Ей-богу, не знаю.

— Десять дней назад мы встретили Лансера на смотровой платформе — он закончил осматривать чашу. Он тогда спускался в подвал, Стью? — спросил Джек Морган.

Микс кивнул:

— Майк настоял на полном осмотре — от бака по всей линии до штуцера, который соединяет трубу с чашей. Больше часа возился.

— У нас нет часа, — сказал Найт.

Джек уже стоял на лестнице, собираясь спуститься и обследовать огромный пропановый бак.

— Вызывай кинологов по новой, Стью. Отправь их вниз, когда придут. Питер, осмотри трубопровод до крыши.

Найт кивнул и спросил Микса, нет ли при нем каких-нибудь инструментов. Директор хозчасти отстегнул «Лезермен», который носил на поясе в кожаном футляре, и обещал переслать схему газовых труб. Найт еще и двадцати ярдов не прошел по винтовой лестнице, как телефон зажужжал.