— Вам я всегда рад — даже несмотря на то что за целую неделю вы ни разу этим обстоятельством не воспользовались. Может быть, не откажетесь от чашки чаю? В настоящее время я изучаю различные сорта зеленого.

Джейн не обратила внимания ни на колкость, ни на приглашение к столу. Игнорировать улыбку оказалось значительно сложнее. К счастью, трепет удалось подавить довольно быстро. В конце концов, она здесь по делу.

— Думаю, вы и сам отлично понимаете, что утром разрушили завоеванное на прошлой неделе расположение соотечественников.

— Понимаю, — ответил Берн, с интересом наблюдая, как гостья прошла по комнате и присела на краешек дивана.

— Должно быть, сэр Уилтон уже рассказал жене, а та распространила новость по всему Рестону.

— Понимаю, — повторил Берн смущенно.

— Удивительно, что вам удалось избежать ареста хотя бы за невиданную грубость.

— Согласен, я вел себя как настоящий дикарь.

Джейн посмотрела на него в упор.

— Единственный вопрос. — Она постаралась придать голосу невинную легкость: — Почему?

— Что «почему»? — с подозрительной невозмутимостью уточнил Берн.

— Почему вы не позволили осмотреть дом? — пояснила Джейн, устраиваясь удобнее, — Сэр Уилтон искренне и страстно объяснил свою позицию. Так почему же вы его не впустили? — Она слегка подалась вперед и тихо, многозначительно произнесла главные слова: — Что вы прячете, мистер Уорт?

Улыбка мгновенно поблекла, сменившись серьезным, даже угрюмым, выражением.

— А что, если я просто верю в право человека на личную жизнь?

— Трудно поверить, когда слышишь подобное заявление из уст того, кто во время войны успешно занимался шпионажем, — отмахнулась Джейн. — В чем же все-таки дело?

Берн посмотрел на стопку исписанных листов на столе и на секунду задумался.

— Возможно, я всего лишь защищал мисс Викторию, — наконец отозвался он.

— Викторию?

— Ну и, разумеется, вас. — Он снова улыбнулся и уверенно показал бумаги. — Вот эти страницы скопированы тайно, без разрешения. Вряд ли сэр Уилтон обрадовался бы, обнаружив их здесь.

Однако Джейн не приняла отговорку и покачала головой:

— Никакие бумаги их не интересуют. Они искали бы украденные вещи, и ничего больше. В последний раз спрашиваю и, если не получу ответа, уйду навсегда. Что вы прячете?

Берн долго, не меньше минуты, смотрел в бархатные глаза Джейн и молчал. Сначала она решила, что упорным взглядом он пытается подчинить ее своей воле, но потом поняла, что он ищет ответ.

Ответа так и не последовало. Берн неожиданно встал, подошел к лестнице, обернулся, приглашая следом, и ловко поднялся по узким ступенькам.

Джейн никогда не была на втором этаже, и сейчас любопытство безоговорочно победило. Взору открылась небольшая комната с низким покатым потолком и грубо отделанными стенами. Возле распахнутого настежь квадратного окна стоял стул, а дальний угол занимала железная кровать. Застелить ее никто не потрудился, так что перина до сих пор хранила очертания фигуры хозяина. Везде — возле кровати, на кровати, под кроватью — лежали книги. Странно, что в хаосе не оказалось грязной посуды.

Пока гостья мысленно осуждала лишенную уюта холостяцкую жизнь, хозяин подошел к той из стен, к которой примыкала кирпичная труба. Сунул конец трости в отверстие одной из половиц — когда-то здесь был сучок — и слегка надавил, используя серебряный набалдашник в качестве рычага. Доска послушно поднялась.

Джейн подошла и, сгорая от любопытства, заглянула в тайник. В углублении лежал небольшой, обтянутый черной кожей чемоданчик.

— Откройте, — спокойно предложил Берн.

Она наклонилась и потянула за ручку. Чемодан оказался тяжелым, а внутри ощущалось стекло. Джейн осторожно положила находку на пол, опустилась на колени, расстегнула металлическую пряжку и подняла крышку.

Внутри, каждая в отдельном, обитом бархатом гнезде, лежали бутылочки. Ровно дюжина. Все, кроме одной, пустые. Джейн подняла последнюю, полупустую, и увидела желтоватую жидкость. «Настойка опия», — гласила надпись на серебряной крышке.

Берн поднял бровь:

— Переверните чемодан.

Джейн послушалась и увидела стертые золотые буквы: «Доктор Ф. Дж. Лоуфорд».

Она недоуменно подняла глаза.

— Где вы это взяли?

Мистер Уорт криво усмехнулся:

— Украл.

— Украли?!

Чемодан с пустыми пузырьками лежал на полу между ними. Джейн застыла в изумлении, а когда наконец пришла в себя, принялась нервно шагать из угла в угол. Берн стоял неподвижно, прислонившись спиной к трубе и скрестив на груди руки.

— Но зачем? — воскликнула Джейн, остановившись напротив.

Берн протянул руку и забрал бутылочку, которую она все еще крепко сжимала. Повертел в пальцах, зачарованно глядя, как солнце окрашивает содержимое в цвет янтаря.

— Думаю, теперь вам ясно, какую власть имеет надо мной содержимое этого чемодана, — тихо произнес он и бережно вернул опасное лекарство на место.

Джейн посмотрела на футляр и серьезно кивнула.

— Но ведь все это принадлежит доктору Лоуфорду, — в ужасе прошептала она.

И Берн честно рассказал, как было дело.

Стояла зима, а в Озерном краю, как выяснилось, зимы не церемонились. Холод и сырость заставляли постоянно топить камин, а это означало, что дрова следовало не только заготовить, но и по возможности сохранить сухими. Озера и реки замерзли уже в октябре, а ко Дню Всех Святых север доброй старой Англии утонул в снегу.

Начальству в министерстве внутренних дел мистер Уорт сообщил об отъезде в деревню на отдых и лечение. Однако на самом деле его заставили покинуть Лондон родственники и многочисленные соблазны, потворствующие слабости. Грэхэм, старший из братьев, настаивал, чтобы Берн отправился в семейное поместье, расположенное в графстве Кент, однако добрые намерения свояченицы Марии угнетали. Берн не хотел ни сочувствия, ни участия, предпочитая одиночество. Решил победить боль, а вместе с ней и демонов, в честном поединке.

Не получилось.

К зиме он превратился в призрак. Яростный, дикий и потерянный, измученный бесконечно ноющей раной и всепоглощающей пустотой. Спать он не мог, потому что боялся снов. Сны повторялись с жутким постоянством, один страшнее другого. Вот он видит, как брата пронзают штыком, и не может помочь. Черт возьми, а ведь всегда казалось, что, пока он рядом, ничего плохого не случится. Вот с трудом идет по французскому пляжу, а из раны в ноге хлыщет кровь. Вот беспомощно смотрит; как в темном переулке перерезают горло юному курьеру, а потом сам оказывается в открытом поле под перекрестным огнем…

Больше всего на свете ему хотелось забыться. Хотя бы ненадолго.

В Рестоне только что отпраздновали Новый год. С дверей еще не сняли традиционные украшения, а снег на главной улице сохранил следы множества ног — местные жители любили веселиться. Берну пришлось отправиться в деревню, потому что Доббс — верный и надежный слуга — уехал в Манчестер