— И что Давыдов? — хмуро спросил Александр Борисович.
Володя хмыкнул:
— Дал неделю.
Турецкий задумчиво отхлебнул глоток кофе и нахмурился.
— Н-да… — вздохнул он. — Зря я не уделил статейке должного внимания. Думал — простая журналистская утка. Но, судя по поспешному отъезду Бычихина, что-то ему и в самом деЛ было известно.
Поремский кивнул, соглашаясь, и добавил:
— Знать бы еще, что его так напугало…
— Ну как раз с этим-то все понятно, — ответил Турецкий. — Он уехал на следующий день после убийства Шаповалова. Видать, прочел в газете и перепугался до смерти.
— А чего именно он испугался? — спросил Поремский.
— Того, что его тоже могут ухлопать. В слишком уж серьезное дело он засунул свой длинный нос. Допустим, часть того, о чем Бычихин писал в статье, правда. Убийца сознательно пошел с ним на контакт. Какие цели он мог преследовать?
— Спасти свою жизнь… — предположил Поремский. Но тут же с сомнением покачал головой. — Хотя вряд ли. Заявления его слишком голословны и абстрактны. Кремль, спецслужбы… Все это на уровне обычных газетных сплетен и домыслов.
— Вот именно, — согласился с ним Турецкий. — Но тогда что?
Володя пожал плечами:
— Даже не знаю, Александр Борисыч. А вы сами-то как думаете?
Турецкий отхлебнул кофе и поставил чашку на блюдце. Посмотрел на Поремского и прищурился:
— Лично мне, Володь, кажется, что незнакомец пошел на контакт с журналистом, чтобы подпустить «дезу»? Дескать, следствие движется в неправильном направлении. Борис Берлин сидит в тюрьме, а настоящий убийца разгуливает по городу. Плюс версия о том, что у Кремля было больше причин ликвидировать генералов, чем у Берлина.
— Звучит правдоподобно, — согласился Поремский. — Стало быть, статья была заказная. А ее цель — отмазать Берлина. Этот «незнакомец» мог даже заплатить Бычихину. А Бычихин получил свои денежки и поспешил смыться из города. Пока страсти не улягутся.
Турецкий кивнул:
— Да. Скорей всего, так и было.
— А как вам эта версия? Насчет «мохнатой руки» Кремля?
— По-моему, чушь. Хотя в нашей стране что угодно может случиться. — Турецкий допил кофе и задумчиво повертел в руке чашку, глядя на перетекающую по дну кофейную гущу. — Нам бы паренька того отыскать, — негромко сказал он. — Но на это надежды мало.
Поремский вытер рот салфеткой и тоже вздохнул:
— Да уж… Мать его жалко. Как она, бедная, убивалась. Себя ведь теперь, наверное, винит.
Сыщики помолчали.
— Наша ошибка, — сказал после паузы Турецкий. — Нужно было трясти этого Сыча до помутнения, всю пыль из него выбить. Никогда себе не прощу… В любом случае продолжай поиски. Судя по всему, парень назначил убийце встречу сам. Причины может быть две — шантаж или месть за друга. А может, и то и другое. Мать говорит, что перед уходом мальчишка рылся в инструментах. Наверняка искал какую-нибудь железку в качестве оружия. Значит, понимал, на какое опасное дело идет. А раз понимал, должен был подстраховаться. Перетряси весь город, Володь. Хватайся за любую ниточку. Тут важна любая случайность. И не забывай согласовывать свои действия с Грязновым и Могильным.
— Да, Александр Борисович, — кивнул Поремский. — Конечно.
Володя Поремский знал, что ему нужно делать, и конечно же не собирался сидеть сложа руки; но он не возражал, понимая, что шефу, нервы которого были на пределе, необходимо выговориться.
— И продолжай копать в направлении Ларисы Ки-зиковой и ее мужчин, — продолжил Турецкий. — Не нравится мне, что дочка с отцом темнят. Я тебе уже говорил, что Берлин и Храбровицкий были связаны с ассоциацией инвалидов и ветеранов? Той самой, в которой работает старший Кизиков?
— Да, по телефону. Обещали подробнее рассказать при встрече.
— Связь настолько явная, что только такие слепцы, как мы с тобой, могли ее не заметить. Оба олигарха шефствовали над ассоциацией. Помогали, в общем. — Турецкий поднял руку и посмотрел на часы. — Подробнее я тебе рассказать не успеваю. Нужно срочно выезжать на встречу. Впрочем… — Турецкий усмехнулся. — Как раз за этими подробностями я сейчас и еду.
Он достал бумажник, переворошил купюры и недовольно нахмурился.
— Володь, у меня только крупняк. Нет времени ждать сдачу. Заплатишь?
— Что за разговор, Александр Борисович! — обиженно отозвался Поремский.
— Спасибо. А мне уже пора.
После ухода Турецкого Поремский посидел в кафе еще минут пять, доел шаурму, допил кофе и тоже отправился по делам.
2
Здание «Ассоциации инвалидов и ветеранов афганской и чеченской кампаний» оказалось двухэтажным, невзрачным домом, стоящим в глубине дворов, заросших кленами и каштанами, неподалеку от Дмитровского шоссе. Турецкий нашел его не сразу. Возле каменных ступеней крыльца стояли несколько молодых людей. Они пили пиво из бутылок, курили и мирно беседовали. При приближении Турецкого парни замолчали и проводили его внимательными, изучающими взглядами. Когда он взялся за ручку двери, одни из парней его окликнул.
— Эй, вы случайно не следователь?
— Следователь, — ответил Турецкий. — А что?
Ребята переглянулись, и на губах у них появились
усмешки.
— Как там насчет убийства генералов? — спросил другой парень. — Дело движется?
— А почему вы интересуетесь? — прищурился Турецкий.
Парень пожал плечами:
— Все интересуются. Кизиков — зампред нашей ассоциации. Если что — имейте в виду: он мужик хороший. И за грехи сына отвечать не может.
— А вы были знакомы с его сыном?
Парни вновь переглянулись.
— Никогда его не видели, — ответил за всех первый парень.
Турецкий усмехнулся:
— А здесь что делаете?
— А за пособием пришли, — развязно ответил второй парень. — За спонсорским.
— Ясно, — кивнул Турецкий и повернулся к двери.
— Эй! — вновь окликнул его первый парень. — Вы там Павла Петровича сильно не терзайте. Эта история с сыном лет на десять его состарила. У него слабое сердце.
— Я учту, — пообещал Александр Борисович, распахнул тяжелую дверь и вошел в здание.
…С председателем ассоциации Богданом Юрьевичем Алексеевым Турецкий встретился у того в кабинете (скромно обставленная маленькая комната с геранью на подоконнике).
Это был высокий, статный мужчина с короткой щеткой седых усов под тонким и изящным, как у женщины, носом. Седоватые волосы Алексеева были аккуратно подстрижены и зачесаны набок. Его вежливая улыбка излучала приветливость и душевность.
— А вы старше, чем я думал, — сказал Богдан Юрьевич, когда знакомство состоялось. И пояснил: —
