В бар он ворвался уже совершенно уставшим и измотанным от бега. Вошел и остановился, оглядывая зал и успокаивая сбившееся дыхание.

Зал был почти пуст, лишь за тремя столиками сидели в клубах дыма пьяные посетители. Дениса нигде не было. Алексей прошел к лестнице, ведущей вниз.

— Вы куда, молодой человек? — окликнул его охранник.

— Здесь у меня это… друг… — невнятно проговорил Алексей и, увернувшись от мощной руки охранника, сбежал по ступенькам вниз.

Он надеялся, что найдет Дениса в туалете, однако туалет был пуст. Алексей выскочил из туалета, оглянулся по сторонам и в отчаянии, не зная, что делать дальше, вбежал в женский туалет. Он подскочил к кабинкам и принялся распахивать дверцы — одну за другой. Последняя дверца не поддалась.

— Занято! — крикнул из кабинки рассерженный женский голос. — С ума, что ли, посходили?

— Извините! — сказал потревоженной дамочке Алексей и выскочил из туалета.

— А, попался! — услышал он у себя над самым ухом.

Рука охранника грубо схватила его за шиворот.

— Вы не понимаете! — брыкаясь, закричал Алексей. — Здесь мой друг! Его увели!

— Правда? Так, может, тебе стоит поискать его на улице, чертов извращенец?

Охранник потащил его по ступенькам наверх. Алексей упирался изо всех сил, но он не смог совладать с этим верзилой. Охранник, пыхтя, втащил Алексея по лестнице, открыл ногой дверь и одним сильным движением вышвырнул парня на улицу, лицом на грязный асфальт.

— Еще раз тебя здесь увижу — яйца оторву! — предупредил охранник, и тяжелая деревянная дверь бара захлопнулась за ним.

Алексей поднялся с асфальта и вытер рукавом окровавленный нос. Посмотрел на дверь. Смысла возвращаться в бар не было никакого. Денис ушел. Или этот мужик его увел. Одно из двух. Если Денис ушел сам, то ничего страшного, а если его увели, то… Что же теперь делать?

Алексей почувствовал, как по его щекам стекают горячие слезы, и всхлипнул.

Журналист Бычихин сидел в глубоком кресле перед телевизором и пил пиво.

По ящику показывали старый американский вестерн «Излучины Миссури» с Николсоном и Брандо в главных ролях. Бычихин обожал вестерны. В них показывали настоящих мужиков, храбрых, принципиальных, с четким представлением о чести и о том, как эту честь уберечь. Сам не будучи по жизни храбрым и принципиальным, давая слабину и в том, что обычно принято называть честью, Бычихин находил особое, ни с чем не сравнимое удовольствие, представляя себя одним из этих парней с револьверами.

Располневший и волосатый Марлон Брандо ехал по прерии на гнедой лошадке. Его упитанное тело было обтянуто белоснежным костюмом, на ногах красовались белые сапожки. Он был упакован во все белое, несмотря на то что играл злодея с черным, изъеденным жестокостью и алчностью сердцем. Герой Брандо был охотником на людей. За хорошие деньги он мог настигнуть и прикончить любого. Противостоять ему был способен лишь один человек — Джек Николсон, бывший разбойник, а ныне — добрый фермер.

Бычихин попивал пиво и представлял себя поочередно — то убийцей, то бывшим разбойником. Сделав последний глоток, журналист встал с кресла и пошел к холодильнику за новой бутылкой. Но не успел он-дой-ти до кухни, как свет в квартире внезапно погас; экран телевизора потух, и толстому Марлону Брандо пришлось оборвать свой замысловатый монолог.

Бычихин чертыхнулся и, достав из кармана халата зажигалку, выщелкнул огонь и двинулся в прихожую в его неверном свете.

Глянув в дверной глазок, журналист увидел, что в подъезде свет горит. Значит, опять выщелкнуло пробки. Бычихин повернул ручку замка и открыл дверь. Распределительный щит, вопреки ожиданиям Бычихина, не был закрыт. Видимо, слесарь забыл его закрыть, когда чинил проводку. Что ж, тем лучше: не придется возиться со старым замком.

Бычихин подошел к распределительному щиту, открыл железную дверцу, поддел пальцем рычажок рубильника и с легким щелчком поднял его вверх. Ну вот, теперь свет должен зажечься.

Журналист развернулся и пошаркал тапочками к двери. Едва он подошел к квартире, как сзади послышался негромкий звук (как будто кто-то, обутый в мягкие кроссовки, сбежал с лестницы, одолев пролет в два прыжка), и не успел журналист обернуться, как чья-то рука втолкнула его в прихожую. Бычихин упал на пол и стукнулся головой о табурет, на котором стоял телефон. Телефон рухнул с табурета и больно ударил журналиста по голове. Закричать Бычихин не успел: что-то тяжелое врезалось ему в темя, и он потерял сознание.

— Я вижу, вы пришли в себя? — спросил его знакомый голос.

Журналист открыл глаза, увидел, что лежит на полу в гостиной. Большой свет по-прежнему потушен, зато в углу включен торшер, а на него наброшено полотенце, видимо, для того, чтобы сделать свет еще более тусклым. В кресле сидел человек, одетый в черную куртку. На голове его была бейсболка, глаза скрывали солнцезащитные очки.

— Я спрашиваю: вы пришли в себя? — повторил человек.

— Д-да… — проговорил журналист. Звук собственного голоса эхом отразился в затылке, вызвал внутри черепа острую боль, и Бычихин болезненно поморщился. — Да, — повторил он, стараясь говорить как можно тише и ровнее, чтобы боль снова не пронзила голову. — Зачем вы… меня… ударили?

— Вы начали кричать, и мне пришлось вас слегка оглушить.

— Но вы… напугали меня… Почему вы просто не позвонили в дверь?

— Вы бы не открыли. Я знаю, что вы прячетесь от меня. Вы не отвечали на телефонные звонки. На ваших окнах — плотные шторы, чтобы я подумал, будто вас нет дома. Мне пришлось применить маленькую военную хитрость.

Журналист, опираясь на руку и морщась от боли, тяжело поднялся с пола и похромал к дивану. Сел на диван и глянул на незваного гостя.

— Подайте мне сигареты.

Гость взял с журнального столика пачку «кэмэл» и бросил ее на диван.

Бычихин хлопнул себя по карману халата — зажигалка была на месте. Он медленно, стараясь не двигать головой, закурил.