— Конечно!
Вика всхлипнула и по-детски вытерла шмыгающий носладонью:
— Ну хорошо. Только долго я с ним сидеть не буду. Выпьем по бокалу вина, съедим суши и поедем домой, хорошо?
— Хорошо.
Они встретились в «Якитории» на «Новослободской». Чернов уплетал свои суши, с усмешкой поглядывая на Вику. Ханов рассказывал анекдоты. Вика молчала.
— Ну что, друзья мои, — обратился к Чернову и Вике Виктор Янович, — давайте, что ли, выпьем за дружбу и понимание? Зато, чтобы профессиональные противоречия не мешали личной дружбе! Викусь, давай поднимай бокал!
Вика нехотя взяла свой бокал и, не глядя на Чернова, чокнулась.
Промочив горло вином, Чернов придвинул свой стул поближе к Викиному и заговорил — приветливо и мягко:
— Вика, я вижу, вы все еще на меня обижены. Возможно, я наговорил много грубостей, но вы должны меня понять. Начнем с того, что я человек вспыльчивый. Все близкие мне люди от этого страдают. Но я и сам страдаю. Честное слово! Во-вторых… Ну представьте сами, в каком мире мне приходится жить. Эта вечная суета, толкотня, спешка… Быстро-быстро-быстро! Словом человеческим некогда перекинуться.
Вика слушала признания Чернова нахмурившись и глядя в свой бокал. Константин Сергеевич покосился на Ханова. Тот едва заметно кивнул.
— Поверьте, Вика, — продолжил тогда Чернов, — вы последний человек, с которым я хотел бы поссориться. Я, так же как и Витя, уверен, что у вас большое будущее. И, надеюсь, в этом будущем найдется место и для меня… Как для главы кастингового агентства, разумеется. Давайте выпьем за примирение и сотрудничество, а?
Ханов поспешно наполнил бокалы вином. Вика взяла свой бокал и, по-прежнему не глядя на Чернова, чокнулась с обоими мужчинами. Отпив вина, она поставила бокал и сказала:
— Мне нужно выйти.
— Да-да, конечно, — засуетился Чернов, отодвигая свой стул, чтобы Вика могла пройти.
Как только она скрылась в дамской комнате, Константин Сергеевич сказал:
— По-моему, я ей не нравлюсь.
— Ты сам виноват, — упрекнул его Ханов. — Вика — девочка строптивая. К таким, как она, нужен особый подход. А ты обращался с ней как со своими безмозглыми шлюшками. Знаешь, с кем она тебя сравнила?
— Ну?
— С приапом. И еще — с фавном.
— Это такие уродцы с волосатыми ногами и торчащими членами?
Ханов с усмешкой кивнул:
— Угу.
— Неужели похож?
— Что-то есть.
Мужчины засмеялись.
— Ничего, — сказал Чернов. — Немного поломается, но потом станет как шелковая. Я таких встречал. Кстати, давай позвоним Феликсу Бондаренко. Он живо примчится, когда узнает, с кем мы тут сидим. Тем более девочка и ему должна.
— Да он сейчас валяется в отрубе с какой-нибудь блондинкой под мышкой и с полным носом кокаина.
— Не уверен. Он говорил, что сегодня вечером у него деловая встреча, поэтому он должен быть как огурчик.
Виктор Янович пожал плечами:
— Ну давай звони.
После ресторана решили ехать к Чернову на дачу. Феликс Бондаренко, который весь вечер просидел в ресторане, не снимая темных очков («Как видите, слава — палка о двух концах», — со вздохом заметил он), был весел и почти непьян. Пока остальные налегали на вино и водку, он, опасаясь завтрашнего похмелья, пил исключительно пиво.
Вика, которой с определенного момента стало просто на все наплевать, выпила вина больше, чем Чернов и Ханов, вместе взятые. Ее, что называется, понесло.
— Пью, чтобы не так противно было смотреть на их рожи, — объяснила она Ханову, когда они танцевали. — Ты ведь увезешь меня домой, когда я совсем опьянею?
— Конечно.
— Ну тогда я спокойна, и руки у меня развязаны.
К концу вечеринки «развязанные руки» привели к тому, что Вика напилась почти до бесчувствия. Ханов тащил ее до машины на себе. С другой стороны ему помогал Чернов, норовивший все время взять Вику за грудь. В такие моменты она поднимала голову и с невыразимой ненавистью в голосе говорила:
— Руки убери, а?
В машине Вика уснула на плече у Ханова. За рулем, на правах более трезвого, сидел Феликс Бондаренко. Знаменитый артист вел машину великолепно, и они благополучно миновали все посты ГАИ, попадавшиеся на пути. Впрочем, гаишников Феликс не опасался: обычно от них удавалось откупиться автографом или простой улыбкой и рукопожатием.
Когда приехали на дачу, Вика спала беспробудно. Ханов и Чернов с величайшей осторожностью вытащили ее из машины и понесли в дом.
— А крошка совсем не умеет пить, — с ухмылкой заметил Чернов, на этот раз совершенно беззастенчиво щупая Вике грудь.
— Молодая. Не успела еще научиться, — ответил Виктор Янович.
Феликс Бондаренко засмеялся и весело сказал:
— Ничего, научим! Вот прямо сегодня и начнем!
Вскоре все трое сидели в гостиной, расположившись на диване перед пылающим камином, и пили коньяк. Вику отнесли в спальню.
— Может, в картишки? — предложил Чернов.
— Я не против, — пожал плечами Феликс. — Время еще детское, а я завтра до полудня свободен.
Они посмотрели на Ханова:
— Вить, ты как?
— Давайте! — кивнул тот.
На столе появились карты.
— Красивая девчонка, — проговорил Чернов, тасуя карты и с ухмылкой поглядывая в сторону спальни. — Редко такие встречаются.
— Не то слово! — подтвердил Феликс. — Повезло тебе, Витек. Такая цаца тебя любит.
— Не первая и не последняя, — небрежно ответил Ханов.
— Что, уже надоела? — засмеялся Феликс. — Нуты, Витя, и ходок!
Константин Сергеевич тем временем сдал карты, и игра началась. А еще через сорок минут Виктор Янович в сердцах проговорил:
— Вот непруха! Сколько я уже проиграл?
— Мне пятьсот пятьдесят, Косте — около полутора штук, — весело ответил ему Феликс. — Да не парься ты по поводу денег, Виктор. Деньги — это мусор. Ты посмотри, какая девчонка тебя любит! Кстати, надо посмотреть, как она там. Может, уже померла.
— Ничего ей не сделается, — сухо ответил Ханов. Он был зол из-за проигрыша. Виктор Янович не врал Вике, когда говорил о финансовом кризисе. Дело в том, что недавно он купил новую машину — последнюю модель «БМВ» — и теперь был в долгах как в шелках.