Дежурная взглянула на расписание и сказала то, что и так прекрасно знала:
— К сожалению, доктор Гэллоуэй ушел три часа назад.
— Это крайне досадно, — недовольно произнесла Жюльет. — У нас была назначена встреча.
Она достала мобильный телефон и сделала вид, что набирает номер.
— Его мобильный отключен! — воскликнула она. Порывшись в сумке, она вытащила пачку каких-то бумаг (это были театральные программки) и стала ими размахивать под носом у дежурной так, чтобы она не могла их рассмотреть.
— Эти контракты не будут подписаны вовремя! — в отчаянии воскликнула она, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучала настоящая паника.
— С этим нельзя подождать?
— Нет! Это срочно! Завтра утром их уже нужно отдать.
— Это так важно?
— Вы даже не представляете насколько!..
Дежурная нахмурилась, теперь она выглядела озабоченной и в то же время заинтересованной. Жюльет поняла — она почти у цели. Она подошла еще ближе и доверительно сказала:
— Разрешите представиться: Жюльет Бомон, адвокат…
Сэм развел огонь в камине. В Нью-Йорке часто шел снег, но метель все усиливалась, ветер не унимался, и казалось, что температура на улице ниже, чем на самом деле. В доме становилось теплее. Сэм снял пальто и шарф, взъерошил волосы.
Гостиная была самой уютной комнатой в доме — может быть, потому, что тут было большое окно- эркер, выходившее прямо на улицу. Комната была обставлена самой разной мебелью, но выглядело это очень мило. В углу старый проигрыватель соседствовал с роялем 1930-х годов, приобретенным на церковной распродаже. У рояля стоял старый кожаный диван.
Одна деталь могла вызвать недоумение случайного гостя — на стенах висели пустые рамы. Сэм убрал все фотографии и картины Федерики. Остались только рамы, и это выглядело странно и загадочно. Сэм пробежался пальцами по корешкам виниловых пластинок, купленных за бесценок на распродажах: Билл Эванс, Дюк Эллингтон, Оскар Петерсон… Голос Жюльет все еще звучал у него в ушах, и он выбрал нежную композицию «You Are So Beautiful to Me»[10] в исполнении раннего Джо Кокера.
Сэм поставил пластинку на проигрыватель, рухнул на диван и закрыл глаза. Он так устал, что не сможет сейчас заснуть. В последнее время ему настолько редко удавалось поспать, что он даже не пытался лечь в постель, на свежие прохладные простыни. Просто устраивался на диване — или на кровати в комнате отдыха, если дежурил в больнице, — и несколько часов, остававшихся до рассвета, дрейфовал где-то между сном и явью. Новый день начинался, а ему так и не удалось как следует отдохнуть.
Обрывки воспоминаний о прошедшем вечере кружили в его сознании в такт музыке, но усталость мешала думать. Гордиться ли собой за то, что он поступил разумно? Или, наоборот, проклинать себя за то, что все испортил? Задавая себе эти вопросы, Сэм вспоминал об отце Хатуэе, священнике, которого он знал в детстве, в Бед-Стае. Отец Хатуэй удержал Сэма и нескольких его приятелей от глупостей, которые они едва не совершили. Помешал им стать настоящими преступниками. Прекрасно зная человеческую природу, он говорил: «Человек не может устоять перед искушением, поэтому он должен его избегать».
Внезапно Джо Кокер поперхнулся, словно весь дом, а вместе с ним и проигрыватель слегка тряхнуло. Сэм открыл глаза. Вокруг было темно.
Сэм подошел к щитку с пробками, но остановился, подумав, что, возможно, авария случилась на электростанции. Он отодвинул занавеску и выглянул в окно. Манхэттен был освещен только фарами проезжавших автомобилей и сверкающим снегом.
Сэм зажег свечи, подкинул полено в камин. Потом стал чистить стеклянную крышу эркера, чтобы она не проломилась под тяжестью снега, облитого ледяной глазурью. Вдруг яркий луч света скользнул по потолку гостиной. Сэм выглянул в окно. Снег на улице сверкал еще ярче, чем пять минут назад. В начале переулка Вашингтон-мьюус стояло такси, из которого только что вышел пассажир.
Это была женщина.
Она неуверенно шла вперед, оставляя глубокие следы, которые тут же заносило снегом.
Жюльет дрожала от холода и страха. Ее сердце отчаянно колотилось. Вокруг было темно, номера домов были еле видны. Ей казалось, что она заблудилась, и тогда она положилась на свою интуицию.
В нескольких метрах впереди в одном из домов открылась тяжелая дверь. Мягко ступая по снегу, Сэм шел ей навстречу. В его глазах она снова увидела тот странный огонь, что и при первой встрече. Его разноцветные глаза с золотыми искрами сияли в ночи, как два изумруда.
Словно опьянев от встречи с неведомым, Жюльет полностью отдалась настоящему. Она знала, что несколько следующих секунд будут самыми прекрасными из всего, что с ними произойдет, — несколько секунд перед первым поцелуем.
Сначала губы ищут друг друга, встречаются, едва касаясь. Потом смешиваются два дыхания. Смешиваются между собой и с зимним морозным воздухом. Поцелуй, такой нежный вначале, становится похож на хищный укус. Поцелуй, в котором каждый постигает самые потаенные глубины другого.
Жюльет больше не сдерживалась. Она всем телом прижалась к Сэму. И тут же почувствовала неистовое, разрушительное влечение, восхищение и страх. Сильный ожог, восхитительная боль…
Сэм увлек ее в дом и, не выпуская из объятий, закрыл дверь. Он снял с нее пальто, бросил на пол. Она расстегнула его рубашку и отшвырнула так, что та повисла на светильнике в изголовье кровати. У нее немного дрожали руки.
Он сорвал с нее пиджак. Так поспешно, что пуговица отлетела и покатилась по полу.
«Тем хуже для костюма Коллин».
Она заметила у него на плече шрам, похожий на звезду.
Он поцеловал ее в шею, она откинула голову назад. Она укусила его губы, а потом нежно поцеловала.
Она подняла руки, чтобы ему легче было стащить с нее водолазку.
Он расстегнул ее юбку, и та соскользнула вниз. Жюльет прижалась к нему.
В комнате царил полумрак. Сэм в два счета сбросил на пол все с заваленного книгами письменного стола. Жюльет села на освободившееся место, и он снял с нее туфли и чулки. Он медленно провел указательным пальцем по ее губам и дальше, вниз, пока она расстегивала его джинсы.
Ее щеки пылали, словно по венам текла обновленная кровь. Она наклонилась к нему и коснулась губами бархата его кожи. От него пахло корицей.
Не отводя глаз от его лица, она взяла его руки и прижала к своей груди. Его пальцы, а потом и язык ласкали ее соски, скользили вниз по животу. Он чувствовал легкий аромат лаванды, исходивший от ее кожи. Она по-прежнему не отводила взгляда. Он обнял ее, она обхватила его ногами. Он снова и снова целовал ее. Он был удивительно нежен, словно боялся что-нибудь сломать.
Для него все было не так, как всегда. Пока длилось их объятие, его чувства, ощущения стали шире, глубже, полнее. Он слышал, как его сердце колотится в груди, слышал свое дыхание. Чувствовал, что пропал, что больше не властен над собой, словно в его тело вселился другой человек. И в то же время он стал настолько самим собой, как давно уже не был.
А потом не было ни его, ни ее, ни севера, ни юга. Лишь сплав, вечное объятие двух сосланных на необитаемый остров. Пожар, в котором горели два одиночества, два уцепившихся друг за друга человека. На другой планете, под другим небом, в маленьком заснеженном домике на Манхэттене.
Вытянувшись на кровати, Сэм положил голову на живот Жюльет. Она гладила его по волосам. Ей было хорошо. Тело казалось совсем новым.
Они чувствовали некоторую неловкость и почти не разговаривали. Жюльет, опять не признавшись в том, что она не адвокат, в двух словах объяснила Сэму, как нашла его. Он сказал, что счастлив, что она пришла. Они не знали, о чем еще говорить. Поцелуи заменили слова, и это было очень хорошо.
