задержать бойцы майора Ратникова.

Стоящий рядом с генералом лейтенант Осокин то и дело тревожно поглядывал в небо и прикидывал, где в случае бомбежки укрыть генерала.

Слева и справа от дороги саперы уже рыли окопы, спешили использовать короткое затишье.

— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! — услышал Осокин знакомый голос. Из просторного свежевырытого окопа вылез ефрейтор Кошеваров. С тех пор как они виделись в последний раз на Маныче перед взрывом плотины, ефрейтор сильно изменился: щеки ввалились, курносый нос заострился, на почерневшем от злого солнца лице резко выделялись сивые усы, уже успевшие слегка порыжеть от махорки. Ефрейтор счастливо улыбался, видя живого и невредимого лейтенанта. Кошеварову хотелось обнять спасенного на переправе парня, но он не решался сделать это в присутствии генерала.

Не успел Осокин шагнуть к нему со словами: «Да ты усы отпустил, не узнать», как из-за близкого горбатого горизонта появились «хейнкели».

— Прошу в укрытие, товарищ генерал! — крикнул Кошеваров.

— Черт принес! — выругался Севидов, глядя на приближающиеся самолеты. — Неужели не дадут переправиться?

— Я вам говорю или кому? — строго закричал Кошеваров. — Что же это, товарищ лейтенант, хоть вы прикажите комдиву!

Севидов и Осокин прыгнули в глубокий окоп. Кошеваров снял с головы каску, протянул генералу.

— Это еще зачем? — сердито проговорил Севидов. — Сейчас же наденьте каску!

Ефрейтор крутнул головой, что-то буркнул в усы, но подчинился.

Самолеты били по переправившимся войскам. Бомбы ложились густо, и скоро весь левый берег реки вздыбился сплошной стеной дыма, огня и поднятой в воздух земли. В окопе удушливо пахло солдатским потом. Ефрейтор как-то умудрился навалиться сверху на Севидова, и генерал с трудом дышал. Время от времени Кошеваров приподнимался, высовывался из окопа и при очередном свисте бомбы падал на генерала. Севидов слышал у самого своего уха недовольный голос:

— Сволочь какая, германец! Мост не трогает, не иначе для себя бережет.

Внезапно все стихло. Ветер медленно уносил от берега пыль и дым.

Ловко выскочив из окопа, ефрейтор подал руку генералу, помогая выбраться, и виновато проговорил:

— Извините, товарищ генерал, небось придавил малость. Только он же, проклятый, не разбирает, где солдат, а где генерал. — Солдат не спеша достал расческу, сделанную из дюралюминия, расчесал усы и, глядя вслед улетевшим самолетам, тряхнул головой: — Ну, погоди, ужо посчитаемся.

— Посчитаемся, обязательно посчитаемся с германцем, — проговорил Севидов. — А как вас зовут, товарищ ефрейтор?

Солдат выпрямился и, прикрывая ладонью изрядную дыру на штанах, доложил:

— Командир отделения саперного взвода ефрейтор Кошеваров Яков Ермолаич.

— Спасибо тебе, Яков Ермолаич.

— Чего там, — ответил Кошеваров. — Неужто можно командира дивизии германцу подставлять? А спас вовсе и не я, а вот окоп.

— Да, окоп у вас надежный.

— Оно так, только ж и надоело их рыть! Все роем и роем. От самой границы всю землю изрыли. А время придет пахать, это ж сколько обратно зарывать придется. Ну и задал нам работы поганец германец!

— Так говоришь, сволочь германец для себя мост сберег? Ведь верно, не тронул.

— Да неужто оставим германцу? Чай, не для него под бомбами строили. Сами строили, сами и взорвем. На то приказ имеется. Каюм! — крикнул Кошеваров куда-то в сторону. — Ах, шайтан такой-сякой! Извините, товарищ генерал. Подручный мой, красноармеец Тагиров, зарылся в землю, как крот. Молочный еще.

Из-за бруствера соседнего окопа выглянуло широкое узкоглазое лицо. Потом, кряхтя, выполз маленький солдат. Пилотка его то и дело сползала на глаза, он поправлял ее, бормоча какие-то непонятные ругательства, но пилотка снова сползала, и только большие оттопыренные уши задерживали ее. Солдат тащил за собой ящик со взрывчаткой.

— Бойчей, Каюм, бойчей! — торопил его Кошеваров. — Извините, товарищ генерал, нам с Тагировым поспешать надо. Германец не станет нас дожидаться. Скоро пойдет на мост. Желаю здравствовать, товарищ генерал.

— Будь здоров, Яков Ермолаич. И не снимай каску, береги голову.

— И вы, товарищ генерал, голову зазря не подставляйте! — ответил Кошеваров. — Генералов-то у нас не больно много.

К окопу подскакал офицер связи. Не слезая с коня, он доложил:

— Товарищ генерал, вас вызывают в штаб армии.

— Сейчас буду. — Севидов подошел к Кошеварову, положил ладонь на его горячее плечо, проговорил: — И ты свою голову не подставляй зазря.

Отойдя от окопа, лейтенант Осокин сказал генералу:

— Этот Кошеваров меня на Дону спас.

— Почему не доложил сразу? Солдат заслужил награду.

— Я вам докладывал, товарищ генерал, там, на Маныче. Но… в той горячке…

— Да, да, что-то припоминаю. Верно, горячка была. А ты записывай. Все записывай и напоминай мне. В любой горячке человека надо видеть.

— Ясно, товарищ генерал. Признаться, я только сейчас узнал, что его Яковом Ермолаевичем зовут.

— А знать надо. Ну, поехали. Чем-то нас порадуют в штарме?

Ефрейтор Кошеваров и красноармеец Тагиров, низко пригибаясь, побежали к мосту. Разрывы мин и снарядов остались позади, там, где войска занимали новый оборонительный рубеж. Река встретила их удивительной тишиной и прохладой. Даже рыба разыгралась на зорьке. Тагиров молча устанавливал запал в толовые шашки. Побледневшее лицо его то и дело поворачивалось в сторону далекого бугра, откуда уже доносился еле уловимый шум.

Установив заряды, солдаты укрылись в траншее. Тагиров, вздрагивая, вертел головой.

— Зажигай, товарищ ефрейтор, зажигай! Бежать надо!

— Погоди, Каюм, погоди.

За рекой на пшеничном поле показались угрюмые стальные черепахи. Они медленно, словно нащупывая почву, ползли к высокому обрывистому берегу.

— Зажигай! Товарищ ефрейтор, зажигай!

Кошеваров, не отрывая взгляда от приближающихся танков, выжидал.

— Зачем ждешь, товарищ ефрейтор? Помрем! Большой танк. Страшный. Бежим.

— Не такой уж он страшный, Каюм.

Головной танк клюнул куцым стволом орудия, перевалил через бугор и, будто почуяв речную прохладу, прибавил скорость. Кошеваров чиркнул спичкой, поднес пламя к косому срезу бикфордова шнура. Порох фыркнул, шнур вырвался из рук, и острая струйка огня поползла по выжженной маслянистой траве к мосту. Кошеваров неотрывно следил за огоньком. Вот он скользнул по невысокой гравийной насыпи и пропал. Сейчас должен произойти взрыв. Тагиров сильно рванул Кошеварова за рукав гимнастерки:

— Бежим!

Кошеваров глядел на мост. Танки приближались к нему спокойно, нахально. Уже четко видны были на башнях черные с белой окантовкой кресты. А мост стоял невредимый. И только длинный поручень оторванным концом хлюпал о воду, как весло.

«Шнур перебило осколком! — пронеслось в голове у Кошеварова. — Что делать?»

— Бежим! Помрем! Бежим! — судорожно вцепившись в рукав гимнастерки ефрейтора, теребил Тагиров.

Кошеваров не слышал выкриков Тагирова. Его мозг лихорадочно работал. «До моста танкам метров