«Ну, ты даешь! — изумилась Тата. — Сам-то понял что сказал? Твоя инструкция по эксплуатации бессмертного начала, вернее, инструкция Заболоцкого, все эти: «Не позволяй, гони, держи, хватай, учи, мучай…», похожа на памятку для палача из концлагеря или застенков НКВД. А фразочка: «Что б жить с тобой по-человечьи училась заново она»? — вообще полный отпад. Получается, что души — отпетые стервы, раз не желают жить с людьми по-человечьи и заслуживают такого жесткого обращения?

— Ты все перепутала, — Внутренний Голос звучал растерянно.

«Да по сравнению с твоим Заболоцким я — настоящий ангел. Всего-то делов: разделила душу на части и одну часть не допустила к жизни. Но не мучила же, не гнала с этапа, на этап, как зэчку, не заставляла пахать день и ночь, как рабыню…» — ответила Тата почти с гордостью.

— Это поэзия, высокая материя, эмпирея. Тебе же пора заняться прозой жизни.

«То есть стать цельной?! Но я не хочу! Я не намерена больше мириться с хаосом, который привносит в жизнь моя душа, — честно призналась Тата. — Мне нравится быть прагматичной, рациональной, здравомыслящей. Когда смотришь на мир с позиций ума, все ясно и понятно. Белое кажется белым, дважды два четыре, неделя начинается с понедельника. Жить по правилам удобно, поэтому я приняла решение остаться такой, какая есть. Меня полностью устраивает нынешнее положение».

— Ты почти ничего не чувствуешь, а значит, держишь душу на голодном пайке. Ладно, она прежде нуждалась в диете и ограничениях, но сейчас, будучи здоровой, она не потерпит насилия.

«И что же она сделает?»

На этом сакраментальном вопросе беседа оборвалась. Рабочий день вступил в свои права и потребовал более, чем пристального внимания.

Часов десять в кабинет заглянул Камейкин:

— Консультант будет через пару минут. Вы готовы?

— А как же.

Спасатель бизнесов оказался молодым — около тридцати — и очень симпатичным.

— Никита Линев, — представился он, вежливо склонив голову.

Тата в свою очередь назвалась:

— Татьяна.

— У вас красивое имя.

Тата смерила гостя внимательным взглядом: высокий смуглый, карие глаза в вежливой пустоте, губы в малозначащей приветливости, отстраненная любознательность чужака и пожала плечами: к чему лирика, время — деньги.

Жест не остался без внимания. Гость кивнул и приступил к своим непосредственным обязанностям.

— Что ж, судя по предварительным оценкам, мы можем быть полезны друг другу, — через час обсуждений произнес Линев. — Я готов приступить к работе прямо сейчас.

— Что требуется от нас?

— Рабочее место в отделе продаж и какая-нибудь легенда.

— Простите, не поняла…

— Меня надо как-то представить коллективу.

— Скажите, что вы — стажер на должность заместителя директора, — предложил Камейкин.

— Василий Петрович, вы, что собрались уходить? — испугалась Тата.

Довольный произведенным эффектом бывший вояка усмехнулся и успокоил:

— Пока нет, но когда-то это произойдет. Пусть народ привыкает…

Звонок телефона оборвал разговор и вернул к более насущным проблемам. Вырваться из рабочей суеты удалось к только обеду.

За окном лил дождь. Капли стекали по стеклу одна за другой, сливаясь воедино, образуя подвижную, почти живую, общность, сквозь которую происходящее на улице казалась зыбким и ирреальным. В кабинете же было сухо, уютно, в кои веки — тихо…

Тата устроилась в кресле удобнее, закрыла глаза…

Мелодия дождя баюкала, наполняла мозг липкой вязкой пустотой; которая постепенно перетекла дремоту и… мужские руки. Большие, сильные, с широкими запястьями они пробежались по волосам, помассировали уставшую шею, прошлись по плечам, легли на спину и притянули в жаркое соседство