Рибальдо пристально вгляделся в нее, пытаясь прочесть ответ в ее огромных сверкающих черных глазах.
— Я испачкала вашу постель, синьор, — шепотом призналась она, и жгучие слезы одна за другой покатились по ее щекам.
— Моя маленькая Саулина! — воскликнул Рибальдо, догадавшись наконец, в чем дело.
— Вы когда-нибудь сможете меня простить? — робко спросила девочка.
— Тут нечего прощать, честное слово, нечего. У тебя что-нибудь болит?
— Нет, синьор, только покалывает немножко в животе и в спине.
— Ты стала взрослой, понимаешь?
Да, конечно, она же подслушивала разговоры девочек постарше себя годами в селении Корте- Реджина. Как же она сразу не сообразила? Так испугалась! Так всех обеспокоила!
— Кажется, да, синьор, я понимаю.
За последние месяцы с ней произошли тысячи незаметных изменений, и вот теперь они разрешились первым кровотечением.
— В твоей жизни произошла очень важная перемена, — попытался утешить ее Рибальдо.
— Да, синьор, — она продолжала тихо плакать.
Он обхватил ее лицо ладонями и пальцами отер со щек слезы.
— Плакать совершенно не о чем.
— Я всегда знала, что с женщинами что-то такое бывает, — призналась Саулина. — Но почему-то думала, что со мной этого не случится. Вот если бы я палец порезала, я бы не испугалась ни капельки. Знаете, я очень храбрая! — добавила она с гордостью.
— Тогда почему ты все еще плачешь?
— Сама не знаю. Но мне ужасно стыдно, что я испачкала вашу прекрасную кровать!
— Ничего, мы прикажем выстирать все белье. Я думаю, тебе стоит поболтать с Юстицией. Она даст тебе несколько добрых советов.
Так вот чем объяснялись ее капризы, внезапные перемены настроения! У него стало легче на душе.
— Я так и сделаю.
— Вот видишь, как легко прийти к пониманию?
Эта очаровательная девочка проснулась повзрослевшей именно в его спальне, в его постели, под его защитой! Ему это показалось трогательным, а сама она стала ему еще милей.
— Сейчас позову Юстицию, она тебе поможет. Договорились?
— Договорились. — И больше никаких тайн, хорошо?
— Обещаю.
— Ты стала взрослой, — напомнил он. — Можешь загадать желание.
Ему хотелось сделать ей какой-нибудь подарок.
Она впилась в него пристальным взглядом.
— Правда могу?
— Ну раз я сам так сказал, конечно, можешь.
— Я хочу остаться здесь, синьор.
Она уложила его наповал.
— В этом доме?
— Я хочу остаться с вами, — уточнила Саулина. — Хотя бы до тех пор, пока совсем не поправлюсь. Ведь эта хворь долго не продлится, правда, синьор?
— Думаю, нет, — смутился он. — Дня три-четыре, не больше.
Рибальдо перевел дух и добавил:
— Ну что ж, раз я обещал… Думаю, это возможно.
Да, он решил остаться с ней в ожидании чего-то, что должно было случиться, чего он ждал и боялся. Видимо, это было неизбежно. Удивительное существо, пролившее в его доме первую кровь своей зрелости, манило его, как манит пропасть человека, стоящего на краю. Он не мог заглянуть за этот край, не рискуя упасть и разбиться.
Рибальдо оставил ее, только когда она задремала. Тогда он ушел в маленькую комнатку в дальнем крыле сыроварни и сел почитать при свете свечи.
— Я вам нужна, синьор? — спросил за спиной нежный голос.
Красивая, цветущая девушка с пылающими от любовного волнения щеками просунула голову в дверь.
— Входи, Мирелла, — пригласил ее Рибальдо.
Мирелла любила его страстно и преданно. Она подошла к нему и распустила волосы, чтобы они рассыпались по плечам, зная, что ему это нравится. Простая рубаха упала к ее ногам, обнажив великолепное тело.
Они легли вместе, она позволила ему любить себя, но в момент наивысшего блаженства он назвал ее Саулиной, потому что теперь больше всех на свете любил и желал Саулину. Мирелла разрыдалась, поняв, что потеряла его.
43
Стоял погожий солнечный день, без дождя, но с легким ветерком, несущим незабываемые ароматы лета. Саулина, веселая, как птичка, впорхнула в столовую, запомнившуюся ей как хранилище сокровищ. Она чинно уселась за стол, застеленный белой льняной скатертью и накрытый к завтраку. Массивные золотые тарелки сверкали подобно множеству солнц, искрились хрустальные бокалы, а нежные цветы шиповника, украшавшие стол, напоминали о хрупкости и бренности земной красоты.
Саулина надела тонкое шелковое платье красивого золотисто-желтого цвета с розовым пояском. В волосы вплела розовую ленточку. Когда она была уже одета и причесана, Юстиция воткнула в тяжелый узел ее волос розовый цветок.
— На тебе сегодня очень красивое платье, — сказала старушка, — и сама ты красивая. Но больше всего тебе идет цыганский наряд.
Вошла красивая, цветущего вида крестьянка. На вид ей было лет двадцать. Ее дружелюбие выглядело не вполне искренним. На ней было скромное платье из хлопчатобумажной кисеи, а свои густые черные волосы она закрепила на затылке гребешком. В руках она несла поднос с дымящимся кувшином.
— Я Мирелла, — сказала она. — Желаю вам доброго дня, синьорина.
Саулина насторожилась.
— Добрый день, — вежливо отозвалась она.
— Я принесла вам парного молока. Слышите, как пахнет?
Саулина повела себя так, как было заведено в доме Джузеппины Грассини и на вилле маркизы Дамианы.
— Спасибо, поставь здесь, — сказала она, указывая на стол перед собой.
Саулина долго и крепко спала, без сновидений и кошмаров, и теперь ей не терпелось поскорее увидеть Гульельмо, чтобы с гордостью показать ему, что она умеет вести себя как подобает настоящей синьоре.
Мирелла кружила около нее, якобы желая услужить, но с тайным намерением присмотреться к сопернице.
Саулина, в свою очередь, решила, что Мирелла — точная копия ее самой, какой она была когда-то и какой никогда уже не будет. При незначительной разнице в возрасте Мирелла и Саулина встретились в том месте, которое для первой было пределом мечтаний, а для второй — отправной точкой.
Мирелла наслаждалась отраженным светом, ей хватало одного доброго слова, чтобы радоваться жизни. Саулине нужны были только победы, она жила завоевани-ями.
— А вы и вправду красавица, верно про вас говорят, — сказала вдруг Мирелла.