— Вы слишком добры, гражданка, — в тон ей ответила Джорджиана.

— Ипполит страстен, как Адонис, — продолжала Жозефина, видимо настроенная на откровенность и сердечные признания. — К тому же он так возомнил о себе, что считает себя моим хозяином.

— В этом смысле все мужчины одинаковы.

— Увы, это свидетельствует о нашей слабости, — с грустью признала Жозефина. В эту минуту она была мила, обаятельна, задушевно улыбалась, а мелодичный грудной голос, звучавший задумчиво и томно, подчеркивал искренность ее слов. Но вдруг она переменила тон и превратилась в ту легкомысленную искательницу приключений, которую так ненавидела прекрасная половина миланского высшего общества. — Итак, моя дорогая, — спросила Жозефина, — какие новости из мира финансов вы мне принесли?

Джорджиана вспомнила наставления мужа. «Скажи ей, — посоветовал он, — что твой супруг приобрел эту табакерку за большие деньги у незнакомца, заверившего его, будто нашел ее. Муж считает, что эта табакерка должна вас заинтересовать, и хочет, чтобы я вам ее показала».

Вместо этого Джорджиана сказала:

— Деловые разговоры нагоняют на меня смертную скуку. Я нахожу мир финансов утомительным, он мне чужд и непонятен, гражданка Бонапарт.

— Можете называть меня Жозефиной, моя дорогая.

— Вы оказываете мне большую честь, — улыбнулась Джорджиана, раскрыв веер.

— Как поживает ваш муж?

— Слава богу, неплохо. Он передает вам привет. А как поживает генерал Бонапарт?

— Недавно от него прибыл курьер из Венето, — усмехнулась Жозефина. — Какая-то из моих милейших миланских подруг не поленилась известить его о молодом Шарле и обо мне.

— От души надеюсь, что генерал не поверил подобным низким наветам.

— Генерал верит только мне. Он любит только меня и тех немногих, кого я считаю достойными его любви.

Моисей Формиджине мечтал сделаться министром финансов в новом правительстве. Для достижения этой мечты он был готов полными горстями зачерпнуть из заветных сундуков. Джорджиана об этом знала, как знала и то, что частью полученной власти сможет распоряжаться лично.

— Кто знает, — вздохнула она, — удастся ли мне войти в этот избранный круг.

— Но вы уже стали его частью, — снисходительно улыбнулась Жозефина.

— В таком случае не позволите ли вы мне кое-что сообщить вам.

Жозефина насторожилась.

— Это смотря что, — пошутила она, стараясь скрыть свое любопытство.

— У меня есть один предмет, который, возможно, заинтересует вашего мужа, — наконец открыла тайну жена банкира.

— Моего мужа?

— Гражданин Формиджине, — начала объяснять его супруга, вытаскивая табакерку из своего белого ридикюля, — приобрел эту табакерку у человека, ему неизвестного, за значительную сумму. Лишь впоследствии ему сказали, что она могла принадлежать генералу Бонапарту, — с этими словами Джорджиана протянула Жозефине де Богарне табакерку Саулины.

— Но это же невероятно! — воскликнула гражданка Бонапарт, пристально разглядывая драгоценность. — Вы даже вообразить не можете, какую радость вы мне доставили.

Она сама подарила мужу эту табакерку несколько месяцев назад, 9 марта, по случаю их свадьбы. Жозефина остановила свой выбор на этой вещице среди многих других драгоценных безделушек, потому что прелестная миниатюра неизвестного художника на крышке табакерки была датирована 1769 годом, то есть годом рождения Наполеона. Итак, муж говорил ей правду в письме, отправленном в Париж около месяца назад.

«Я потерял свою табакерку, — сообщал он между прочим. — Прошу тебя, купи мне другую, столь же плоскую, и пусть на ней будут слова любви, сплетенные из твоих волос».

— Я рада, что сумела доставить вам удовольствие, — сказала Джорджиана.

— Удовольствие? Да я безмерно счастлива! — воскликнула Жозефина. — Эта табакерка — мой свадебный подарок генералу.

— Какое невероятное совпадение!

— Это, безусловно, добрый знак, — сказала Жозефина. — Генерал был очень огорчен пропажей.

— Я рада за него и за вас.

— Этого, дорогая моя подруга, я не забуду никогда.

— Вы слишком добры.

— Генерал Бонапарт не замедлит лично выразить вам нашу общую признательность при первом же удобном случае.

— Вся заслуга принадлежит банкиру Формиджине, — уточнила Джорджиана. Когда она передаст мужу слова креолки, он сумеет обратить их в звонкую монету.

— Этот человек стоит своего веса в золоте, — сказала Жозефина, словно прочитав ее мысли.

— А весит он немало.

— Кому же знать, как не вам!

Они дружно рассмеялись.

— Я скажу генералу, что мы в долгу перед вашим мужем, — пообещала Жозефина.

— Я даже рассчитывать не смела на такое великодушие, — солгала Джорджиана и спросила: — Вы еще надолго задержитесь в Милане?

— Я приняла героическое решение выехать в Брешию завтра.

— В такую жару путешествие обещает быть очень тяжелым.

— Но он ждет меня, — со вздохом напомнила Жозефина.

По мановению ее руки как из-под земли появился готовый к услугам Ипполит.

Джорджиана, преследуемая завистливыми взглядами, попрощалась с Жозефиной, дружески обняв ее напоследок. Затем она проделала обратный путь по анфиладе комнат и так же, как и будущая французская императрица, созвала свой эскорт. Попрощавшись с хозяйкой дома, умиравшей от желания узнать, чем были вызваны эти неожиданные и необычные объятия, раскланявшись с дамами и господами, Джорджиана Формиджине покинула дом Литта.

Мадам Бонапарт познакомилась с примадонной миланского театра «Ла Скала» Джузеппиной Грассини у постели Мюрата. Танцовщица Элизабетта Руга наградила его венерической болезнью.

Джузеппина ухаживала за занемогшим Мюратом, меняя у него на лбу холодные уксусные компрессы, чтобы снять жар, когда мадам де Богарне ворвалась в комнату страдальца подобно дуновению ветерка.

— Oh, mon pauvre ami![16] — воскликнула Жозефина, обнимая молодого офицера.

— Моя богиня! Что бы я без вас делал? — благодарно улыбнулся Мюрат.

— А кто эта очаровательная синьора? — спросила Жозефина.

— Прошу меня извинить, моя дорогая, — спохватился Мюрат, — я забыл вас представить. А все мой проклятый эгоизм! Эта синьора — мадам Грассини.

— Полагаю, следовало бы сказать: божественная дива «Ла Скала», — обрадовалась Жозефина.

— К вашим услугам, гражданка Бонапарт, — поклонилась Грассини.

Женщины оглядели друг друга с жадным интересом.

Цветущая молодость и необыкновенная привлекательность певицы очаровали Жозефину. А синьора Грассини была поражена утонченным аристократическим изяществом креолки. Обе были наслышаны друг о друге, и ни одну из двух это не смущало. Жозефина была поглощена собственными приключениями и благоразумно решила, что лучше позволить мужу развлечься на стороне, чем стать жертвой его безумной