узнать о Саулине. Но ясно, раз уж сам генерал не упомянул о ней, значит, Джузеппине нечего об этом и думать. Но почему этот решительный человек скрывает столь невинную деталь от своей жены?
— Это верно, — согласилась Жозефина, — важно то, что табакерка нашлась. А еще важнее, — улыбнулась она, — что мой свадебный подарок вернулся к тебе.
Так вот почему он не признался жене, что отдал этот драгоценный подарок маленькой Саулине! Слишком многое пришлось бы объяснять, он этого терпеть не мог.
Наполеон повернулся к Джузеппине.
— Желаю вам счастливого пути, — произнес он.
— Спасибо, генерал, — сказала певица, стараясь ничем не выдать своего разочарования оттого, что ее выставляют за дверь.
Бонапарт взял ее руку и крепко прижал к губам.
— Простите меня, — прошептал он. — Как видите, у меня множество других забот. Но вы не бросайте поиски своей подопечной. — Он поднял на нее взгляд своих холодных и властных серо-голубых глаз. — Если понадобится, смело ссылайтесь на меня.
Так, в свойственной ему грубоватой манере, Наполеон дал понять, что он не забыл о Саулине.
42
— Ты еще не встала? — спросила Юстиция, входя в спальню.
— Нет, — ответила девочка еле слышным шепотом.
Слепая старушка провела своей легкой, как птичья лапка, рукой по лицу Саулины и не нашла на нем обычной улыбки.
— Что с тобой случилось? — встревожилась она. — Ты что, заболела?
Девочка разрыдалась в голос.
— Мне страшно, — сказала она.
— Нечего бояться. Ты здесь в полной безопасности.
— Да я не об этом, — пролепетала Саулина, давясь слезами.
— А о чем?
— Я не могу тебе сказать. Я никому не могу сказать.
Саулина продолжала заливаться таким отчаянным плачем, что Юстиция не на шутку встревожилась. Она вышла из комнаты и кликнула Бернардино:
— Поди скажи хозяину, чтобы шел сюда. Саулине нужна помощь.
— Уж я-то знаю, как с ней справиться, — проворчал слуга, чье терпение не раз подвергалось суровому испытанию из-за упрямства юной гостьи.
— Знаю я, что у тебя на уме, — неодобрительно заметила старуха.
— А что? Всыпать ей горячих по мягкому месту. Лучшее лекарство, — не выдержал он.
— Ступай, ступай, — добродушно прогнала его Юстиция.
И он отправился на поиски Рибальдо.
Рибальдо больше не показывался в убежище после той ночи, когда Джобатта, мальчик с конюшни виллы Альбериги, принес ему весть о смерти Дамианы. Три дня он провел в гостинице Лорето. В безысходном и мрачном отчаянии он так и не переоделся, деля время между сном и безнадежными размышлениями. Сил его хватало лишь на то, чтобы отбивать атаки синьоры Эммы, не желавшей смириться с тем, что ее любимый постоялец в течение трех дней не прикасается к пище.
— Саулине требуется ваша помощь, — сказал Бернардино, встретив равнодушный полуслепой взгляд хозяина.
— А в чем дело? Что-то случилось? — спросил Рибальдо, с трудом выходя из оцепенения.
— Не знаю. Меня послала Юстиция.
— А вам самим не под силу справиться с капризами двенадцатилетней девчонки?
Рибальдо улыбнулся. Воображение услужливо нарисовало ему пленительный образ нежной и дерзкой девочки. Смерть Дамианы погрузила его в пучину забвения, но сейчас воспоминания стали оживать, разгоняя безнадежность и боль. Рибальдо вновь представил Саулину в цыганском наряде. Как она галопировала на лошади без седла — босоногая, с прямой спиной, профилем камеи и водопадом золотистых кудрей, скатывающихся по плечам!
— Давным-давно надо было отправить ее в Милан, — сказал он вслух.
— Вот и я так думаю, — согласился Бернардино. — С вашего позволения, — добавил он, — в город я отвезу ее сам. А если потребуется, всыплю ей по первое число.
Рибальдо вскочил на ноги, полный бодрости и сил.
— Сию же минуту исчезни тем же путем, каким пришел, — распорядился он.
— А вы? — разочарованно протянул слуга.
— В самом скором времени вернусь на сыроварню.
Одним из лучших качеств Бернардино было послушание.
— Будет исполнено, синьор, — сказал он.
Рибальдо его больше не слушал. Он подошел к тяжелой дубовой двери, запертой на ключ, открыл ее, высунулся на площадку и весело закричал:
— Ванну мне, живо!
Синьора Эмма мгновенно появилась из соседней комнаты. Вверх и вниз по ступеням забегали слуги.
Горячая вода и душистое английское мыло смыли усталость, и через несколько часов перед Саулиной предстал все тот же изящный молодой красавец, правда, несколько похудевший и осунувшийся после трехдневного поста и пережитых страданий.
— А ну-ка выбирайся из своих окопов! — шутливо скомандовал он, увидев ее зареванное личико, показавшееся из-за горы подушек. Она воздвигла на его постели нечто наподобие баррикады.
— Я не выйду, — сказала Саулина.
— Тогда я сам тебя вытащу, — улыбнулся Рибальдо, всячески стараясь разрядить обстановку.
— Вы мне кое-что обещали, — напомнила Саулина.
— Случилось ужасное несчастье, по сравнению с которым твои затруднения выглядят пустяковыми, — сухо отозвался он.
Юстиция бесшумно выскользнула из комнаты, радуясь приезду Рибальдо, но в то же время ужасаясь при мысли о том, что может произойти между этими двумя. Ей не хотелось ничего об этом знать.
— Я немедленно отвезу тебя в Милан, — сказал Рибальдо.
— Не знаю, смогу ли я ехать.
— Что случилось? — встревожился Рибальдо.
Вместо ответа Саулина вновь скрылась за горой подушек.
— Я не могу подняться, — умоляюще пролепетала она.
— Ну хоть объясни мне, в чем дело.
— Я правда больна, честное слово.
Одним нетерпеливым рывком Рибальдо отдернул полог, смахнул на пол подушки и угрожающе прикрикнул на нее:
— Ну все, хватит!
— Не подходите! — закричала Саулина.
Столько страха, столько неподдельного отчаяния было в ее мольбе, что молодой человек смягчился.
— Да что с тобой происходит, малышка? — участливо спросил он, усаживаясь на край кровати.
— Мне стыдно об этом говорить, синьор.
— Ты должна мне доверять.
— Но мне так стыдно! Так страшно!