В конце концов, мать сказала: «Тогда сходи к Глэдди».

Она решила, что если я пойлу в «Серебряные луга» и поговорю с Глэдди и другими ветеранами Второй мировой о Гитлере, Хиросиме и холокосте, то я смогу — угадайте что? — более мудро смотреть на вещи. Если честно, то сил спорить у меня не было, и я согласилась. Ненавижу признавать правоту своей матери, но на сей раз она была права.

В «Серебряных лугах» меня приняли как настоящую знаменитость.

— Посмотрите, кто к нам пришел! — воскликнула секретарь на рецепшене — круглолицая дама лет сорока по имени Линда. — Это же Джей Ди!

— Э-э-э, здравствуйте, — сказала я, — а откуда вы меня знаете?

— О! Глэдди всем рассказала о своей умненькой внучке, которая как магнитом притягивает парней!

Я вяло рассмеялась. Как магнитом. Ха-ха-ха.

— Ступай наверх и иди на шум, — сказала Линда. — Найдешь ее в комнате отдыха.

Естественно, скрипучий голосок Глэдди, перекрывавший все остальные голоса, был слышен уже на полпути.

— И вот я говорю этому пареньку: «Из этого свиного уха кошелек не сошьешь!»

Бунтарский смех сотряс сразу несколько электрокардиостимуляторов. Казалось, старички вовсе не были расстроены событиями 11 сентября.

Глэдди сидела за карточным столом, тесно окруженная своей престарелой братией. Были ли это те же самые люди, которых я видела в прошлый раз, трудно сказать. Я не сторонница возрастной дискриминации, но для меня все пожилые люди выглядят почти одинаково. Тем не менее я заметила, что Mo, «котеночек», сидел к Глэдди ближе всех. Колода карт лежала на столике нетронутая. Игру отложили на неопределенное время.

Глэдди проревела, увидев меня:

— Джей Ди!

Затем вся тусовка по очереди произнесла:

— Это Джей Ди! — они были так рады видеть меня, как если бы я была Бобом Хоупом, Мильтоном Бэрлом или каким другим шоуменом прошлых лет.

— Э-э-э, здравствуйте.

После нескольких минут совершенно неправдоподобного бахвальства о своей внучке Глэдди попросила Mo подать ей ходунки.

— Ну, девочки и мальчики, я пошаркала в мою комнату, мне надо поболтать с внучкой о нашем, о девичьем.

Раздались разочарованные вздохи.

— Не волнуйтесь, я вернусь как раз к декоративно-прикладному искусству, — затем она похлопала Mo по руке и подмигнула ему: — А с тобой мы тоже еще увидимся.

Mo галантно поцеловал ее руку.

Это что?.. Они что?.. Они что… ФЛИРТУЮТ? Я никак не могла дождаться, когда же мы окажемся в ее комнате и я смогу начать допрос о том, что я только что увидела.

— Бабуля, ты что, закадрила его?

Она кокетливо посмотрела на меня.

— Боже правый! У тебя! У тебя… Теперь…

— Бойфренд, Джей Ди, — сказала она. — У меня теперь есть бойфренд.

Глэдди рассказала мне, как он за ней ухаживает. Загадочные взгляды и долгие разговоры в столовой за тарелочкой гуляша, держания за руки во время воскресного просмотра «Абботта и Костелло». Все это было очень-очень мило, но и чрезвычайно обидно. Ну, сами посудите, как еще я могла себя чувствовать, когда поняла, что моя девяностолетняя бабуля пользуется успехом у противоположного пола гораздо большим, чем я?

— Так! До меня дошли слухи, что ты расстроилась из-за этих лунатиков с полотенцами на головах, — сказала Глэдди в той политически некорректной манере, которую могут себе позволить только старики.

— Да.

Она вздохнула и села рядом со мной на пыльный диван, обтянутый коричневым бархатом, от которого я начинаю чихать.

— Послушай, детка. Нам всем было чертовски страшно во время Второй мировой войны. Но я все равно верила, что наша страна, да и русские покажут этим подонкам, где раки зимуют.

— Но сейчас начинается война совсем другого типа, Глэдди.

Она не слушала меня, она продолжала рассказывать о том, какой вклад она сама внесла в войну, о том, как она продавала военные облигации и работала в Федеральном управлении по регулированию цен, чем бы оно там ни занималось, и распространяла купоны на нейлоновые чулки и вырезку из свинины.

— Я привыкла во всем себе отказывать, потому что понимала: так нужно. Мы все чем-то жертвовали, хоть и не столь многим, как те парни, которые отдали свои жизни. Трагедия стала частью повседневной жизни. Но, несмотря на все это, я просто не понимала, зачем грустить, если можно веселиться. Ведь я была так молода тогда…

Я уверена, что из всего непрекращающегося потока слов, который извергался из уст моей бабушки за последние девяносто лет, эти были самыми возвышенными и одухотворенными.

— Не прекращай заниматься тем, что тебе нравится. — Она нежно дотронулась до моего колена. — Нельзя, чтобы твое будущее было разрушено кучкой безумных песчаных мартышек.

И с этими словами мудрая старая женщина снова превратилась в утомительную болтушку, которую я знала всю мою жизнь.

Глэдди явно живет в соответствии с философией «Я выбираю хорошее настроение». Она всегда выглядит счастливой, и раньше я думала, что это лишь проявление легкого старческого слабоумия. Но, возможно, она такой и родилась. У нее это в крови, и, скорее всего, все гены счастья достались Бетани, а не мне.

Я боюсь думать о будущем. Нет, я просто в ужасе, и у меня не хватает слов, чтобы описывать все это в деталях. Тем не менее Глэдди сегодня мне помогла. Конечно, это мелко и глупо, но я поняла, что не должна продолжать делать то, чего не хочу, начиная с соревнований по бегу. Не нравится мне соревноваться. И никогда не нравилось. Теперь же, когда об аттестате больше волноваться не следует, зачем вообще заниматься тем, что мне так не по душе? Я должна делать что-то, что важно для меня, а не накапливать лишнюю информацию для анкеты. Я так долго жила для приемной комиссии и теперь с трудом представляю себе, что же мне на самом деле нравится.

Надо подумать.