Одного из них звали Гильберт де Блей. Это был сын того самого хитрого и коварного барона, который устроил брак короля Франции и Альеноры и пронзил мечом ее первую любовь. Об этой истории Гильберт ничего не знал: старик до конца хранил все в секрете. Но Гильберту было хорошо известно, что в короткий период между разводом и новым браком, когда герцогиня сделалась единоличной и полновластной госпожой, она очень плохо обращалась с его отцом. Такое отношение породило в Гильберте глубокую неприязнь к Альеноре. Она отобрала обширное богатое поместье, давно полученное отцом в подарок от Людовика VII. Потом, набросившись на старого де Блея, подобно соколу на голубя, она подняла шум вокруг мелких проступков, которые старик, уверенный в покровительстве французского короля, совершил на протяжении многих лет. Например, он позволил сгнить мосту, заботиться о ремонте которого входило в его обязанности. В результате путникам приходилось пользоваться бродом выше по течению реки, где старый де Блей взимал плату с каждого человека, животного и с каждой повозки. Герцогиня назвала это «уклонением от исполнения долга» и «обманом населения» и наложила на барона Годфруа такой крупный штраф, что он умер в бедности. Причем от удара, вызванного приступом ярости. Барон Гильберт долгие годы ждал случая отомстить герцогине… и такая возможность как будто появилась.
Войдя в комнату, откуда Альенора наблюдала за ходом битвы, Гильберт преклонил колено и тут же вновь выпрямился, соблюдая этикет в той мере, в какой допускали чрезвычайные обстоятельства.
— Ваша светлость, — проговорил он, — я от герцога, ему нужна ваша помощь. Противник сильно теснит, и у герцога осталось мало воинов: Но в Партене — всего в часе езды — он оставил отряд, строго приказав не трогаться с места. Если герцог пошлет какого-нибудь пажа, придворного шута или менестреля — а других лишних людей у него нет, — там могут заподозрить уловку и откажутся выступить. Поэтому он спрашивает: не решитесь ли вы проделать этот путь? Город еще не полностью окружен, бои идут в основном на северной его окраине. У нас есть хороший шанс, если мы поскачем немедленно через южные ворота!
Гильберт рассчитывал, что срочный характер поручения не позволит долго размышлять над содержанием послания, и его старательно придуманная история имела успех. Для Альеноры, которая, скорбя и страшась, беспомощно наблюдала за тем, как огонь пожирает улицу за улицей, любая возможность сделать что-то полезное была как нельзя кстати.
— Разумеется, — сказала она, — возвращайтесь к герцогу, сударь, и передайте, что я уже в дороге и что через два часа или раньше вернусь с подкреплением. Идите.
— Но я должен сопровождать вас, сударыня.
— Я обойдусь без сопровождения, а герцогу нужен каждый здоровый воин.
— Увы, я таковым больше не являюсь, — сказал Гильберт, показывая руку, которую до тех пор держал за спиной. Она была обмотана окровавленными тряпками. — По той же причине, — продолжал он, — я не могу выполнить это поручение, поскольку все зависит от быстрой езды. Но я в состоянии, сударыня, продержаться в седле достаточно долго, чтобы показать вам кратчайший путь из города… Некоторые улицы из-за пожаров сделались совершенно непроезжими… Но я знаю дорогу. Когда же вы проскочите, то я могу спокойно умереть, истекая кровью. Моя судьба меня не волнует!
— Вы — мужественный человек, — сказала Альенора и без раздумий, подозрений или колебаний спустилась во двор, где уже ждали две оседланные лошади. И наш мужественный человек — его имени она не знала, но решила непременно узнать и вознаградить, если он останется жив, или его семью, если он умрет, — вскочил в седло и взял в левую руку поводья.
— Следуйте за мной, — проговорил он.
Дым внизу был еще гуще, а удушливый запах гари таким едким, что по дороге оба всадника, не переставая, надрывно кашляли, и из глаз у них струились жгучие слезы. Левые ворота были закрыты, сторожевые башни заняты охраной. Сюда пока не доносился шум яростной битвы, кольцо вокруг города еще не замкнулось. Обращаясь к караульным, Альенора крикнула:
— Я ваша герцогиня, спешу за подмогой.
Ее услышали и с готовностью распахнули ворота, и когда она с Гильбертом проезжала, ей вслед кричали: «Пусть Господь придаст вам крылья!»
Поскольку Альенора знала, что Партене лежит немного к северо-западу от Пуатье, она без всяких сомнений и подозрений последовала за проводником, поскакавшим в этом направлении.
Дорога была совершенно пустынна. Обычно, как она помнила, на ней всегда царило оживленное движение: крестьяне везли свои продукты для продажи на рынок, вьючные лошади и ослы тащили на своих спинах с побережья корзины с рыбой, брели нищие, девушки-птичницы гнали стада гогочущих гусей, молочницы шли за своими коровами, позвякивающими колокольчиками. Куда они все подевались?
«Вот она, война, — подумала Альенора, — повсюду сеет пустоту и смерть».
Именно такую картину представила она себе, когда барон Годфруа принудил ее выйти замуж за короля Франции, именно так выглядела тогда альтернатива. И после стольких лет это все же случилось. Быть может, потому, что она не проявила достаточной твердости с Ричардом? И вот теперь она мчалась по пустынной дороге, сзади был горящий город.
Но нужно отбросить подобные мысли, от них никакой пользы; они только расслабляли, а ей в данный момент нужны были все силы. Альенора взглянула на спутника. До тех пор он скакал немного впереди, но теперь ехал вровень с ней, и она могла видеть его лицо, на котором застыло какое-то странное выражение, только глаза казались живыми. Ей было жаль его; она подумала об окровавленной повязке, вспомнила слова о желании вывести ее на дорогу и о готовности потом, если надо, умереть. Сквозь громкий топот копыт Альенора крикнула:
— Сударь! Возвращайтесь. Дорогу я знаю, я одна смогу скакать быстрее. Скажите только ваше имя и поезжайте назад.
Она вся сжалась в седле и инстинктивно, как всякий хороший наездник, пригнулась к холке коня. В то же самое время она, не спускавшая глаз с дороги, заметила впереди поворот и три стога сена, закрывавших обзор.
— Еще немного, — проговорил ее спутник, окидывая взглядом пространство впереди, слева и справа.
Когда они преодолели поворот и проехали стога сена, перед ними открылось чистое поле и вдали, на другом его конце, было заметно движение; сверкнули доспехи, виднелись перья на шлемах и пики, устремленные в небо. Альенора услышала, как человек, скакавший рядом с ней, с шумом втянул воздух, и подумала с благодарностью в сердце, что, вероятно, он потому провожал ее так далеко, что предполагал возможные осложнения на этом участке пути. И ведь оказался прав — мужественный, преданный человек.
— Задержите или отвлеките их, как сумеете, — сказала она и вонзила шпоры в бока коня, готовая к бешеной скачке. Но тут внезапно рука в окровавленной повязке схватила за поводья ее лошадь, которая, понукаемая и сдерживаемая в одно и то же время, встала на дыбы и развернулась кругом.
— Отпустите меня. Я смогу их опередить! — воскликнула Альенора.
Но он продолжал держать, и ее лошадь развернулась еще раз, наматывая поводья ему на руку и заклинивая ее ногу в стремени между его ногой и туловищем его лошади. Какую-то секунду они оставались в тесном переплетении. И еще она продолжала верить, что рядом с ней раненый, абсолютно преданный человек, правда, ошеломленный неожиданной встречей с противником, чересчур осторожный и запаниковавший. Слишком поздно Альенора стала действовать. Сжав руку в кулак, она изо всех сил ударила его по руке. Пальцы, державшие поводья, разжались, и она, наконец, высвободила ногу. Но люди Генриха- старшего уже их окружили. Барон Гильберт, поглаживая локоть, приветствовал их многозначительной ухмылкой.
Два длинноносых нормандца (до конца дней Генрих II использовал людей своего герцогства, которым полностью доверял, для особо деликатных поручений) с двух сторон взяли поводья Альеноры, а третий, зайдя сзади, набросил ей через голову аркан, который, соскользнув до локтей, затянулся и крепко прижал ее руки к телу. Четвертый нормандец, приблизившись К барону Гильберту, сказал:
— Сударь, вы все проделали отлично и получите свое вознаграждение… на Небесах!
С этими словами он выхватил меч и вонзил его в тело Гильберта. Этот ловкий выпад своим коварством и внезапностью так напомнил тот, которым барон Годфруа убил Ришара де Во, что Альенора, забыв о собственной печальной участи, невольно вскрикнула в ужасе.
