греческую кошку мне было интересно. Осторожно, чтобы не наступить босыми ногами на какую-нибудь настоящую греческую колючку, я в низком присяде пробралась под завесу ветвей и… замерла на корточках, страстно желая сделаться как можно меньше, а еще лучше – сей же час превратиться в невидимку.
Потому что это, разумеется, была не кошка. И даже не две кошки, а пара молодых людей – юноша и девушка. И заняты они были таким делом, в котором – это сразу чувствовалось – им не требовались ни помощники, ни зрители.
Под сенью кущ они тоже не могли распрямиться в полный рост, но, в отличие от меня, им это не мешало. Две блестящие от пота фигуры сложились, как скобки – одна из светлого металла, другая из темного. Юноша был загорелым, а девушка – белокожей. В нем я узнала своего вчерашнего провожатого – молодого греческого бога, а ее лица не увидела, потому что оно было завешено длинными рыжими волосами.
Не отрывая глаз от этой выразительной скульптурной группы, я на четвереньках дала задний ход, как говорят моряки, «самый малый», и тихо-тихо выползла на лестничную площадку.
Уффф…
А интересно тут у них!
С легкостью настоящей греческой сильфиды я взлетела по ступенькам, обогнула смоковницу с магнолией, впорхнула в дом и закрыла за собой дверь, порадовавшись тому, что она не скрипучая.
Мобильный телефон услужливо высветил на экране цифры «02.15», но я затруднилась с определением – это еще берлинское время или уже местное?
– Завтра разберешься, – пробормотал внутренний голос (Тяпа) и шумно зевнул.
Я вернулась в постель и через некоторое время приступила к просмотру сладких снов с активным участием младого греческого бога.
А его богиней, ясное дело, во сне была я сама.
Замечательный сон настроил меня на продолжение чудесного приключения наяву. Этим утром я ждала от жизни только хорошего и потому не стала залеживаться в кровати, где пока что некому было составить мне приятную компанию.
Еще не разлепив ресницы, я спустила ноги на пол и ощутила бодрящий контраст между прохладой глиняного пола и теплом солнечного света: пока я спала, кто-то открыл ставни, и в комнату натекла горячая лужица расплавленного золота.
За окном виднелось что-то синее – то ли небо, то ли море? Проем окна, не очерченный рамой, от контуров правильной геометрической фигуры был весьма далек, и синий кусочек в нем походил на детскую аппликацию, сделанную без помощи ножниц, одними неловкими пальчиками: такой кривоватый прямоугольник с неровными краями. Пародия на почтовую марку.
– Я пришел к тебе с приветом! – проассоциировав белую стену с чистой почтовой открыткой, воодушевленно завела моя начитанная Нюня. – Рассказать, что солнце встало!
– И случилось это часа четыре тому назад, никак не меньше, – оборвала ее деловитая Тяпа. – Как насчет завтрака?
Я искательно огляделась.
Руки, распахнувшие окошко, были не настолько добры, чтобы поместить у изголовья моей кровати подносик с какими-нибудь съедобными дарами греческой земли. Я вспомнила, что во дворе растут фруктовые деревья, возможно, уже вступившие в пору сбора урожая. Надеюсь, в кущах не прячется сторож с берданкой, и меня не привлекут к ответственности, если я обнесу местный сад-огород…
– Спасение голодающих – дело рук самих голодающих! – поддержала меня беспринципная Тяпа.
Я оделась, обулась, незатейливо причесалась пятерней, широко распахнула дверь навстречу новому дню… и едва не смела с порога вожделенный подносик с завтраком.
На коричневой тарелочке округлым холмиком высилось нечто белое, вроде творожка со сметанкой, щедро политое медом и окруженное крупными вялеными финиками. Рядом с тарелочкой стоял стакан с апельсиновым соком – даже по запаху чувствовалось, что он натуральный.
Я подхватила подносик, села на ступеньку и со вкусом позавтракала, рассматривая глянцевые листья и тугие кремовые бутоны магнолии. Больше во дворике, который оказался еще меньше, чем я думала, смотреть было просто не на что.
С двух сторон обзор мне закрывали стены, соединенные наверху изысканным кружевом навесного виноградника. Эта пасторальная конструкция тянулась от фасада моего жилища подобием портика, так что я сидела в узорчатой тени. Местами плети винограда стекали вниз, образуя редкий занавес, за которым высилась та самая цветущая магнолия. Флора была богатая и живописная, но я уже немного соскучилась по фауне, желательно с человеческим лицом.
Покончив с завтраком, я пошла к лестнице.
Она была такой крутой и узкой, что я поежилась, удивившись тому, что в ночной темноте не загремела с нее кувырком. Теперь я спускалась осторожно, придерживаясь за стену. Если начну падать – уцеплюсь за опутавшие ее плотные побеги вьюнка!
Уцепиться действительно пришлось, но не потому, что я оступилась – просто ноги мои внезапно ослабели от открывшейся мне красоты.
Пройдя за поворот, я неожиданно для себя выступила меж двух плотных, как темные колонны, кипарисов на залитую светом площадку и ослепленно зажмурилась. Море было такое большое, такое синее, гладкое, шелковое! А прямо передо мной протянулся вполне приличной длины бассейн. Казалось, он вливается прямо в море!
Что-то мокрое, прохладное и гладкое мягко ударило меня в плечо. Я открыла глаза и увидела ярко- желтый надувной мяч. Отскочив от моего плеча, он сказочным колобком катился в самшитовые кустики, а за ним торопились не зайчик, волк и медведь, а персонажи вполне человеческого вида. Но не совсем та фауна, по которой я соскучилась – не симпатичные юноши, а красивые девушки.
Должно быть, я нахмурилась.
– О, извини!
– Простите!
– Привет!
Две реплики были на английском, одна на французском. А почему не на греческом, интересно?
С внезапно проснувшимся интересом я проводила глазами три стройные фигурки, поспешившие вдогонку за мячом. Одновременно с интересом в моей душе проснулось и подозрение: кажется, я тут не единственная гостья?
Вообще-то, я девушка компанейская и бегу от общества главным образом лишь тогда, когда очень сильно злюсь на отдельных его представителей – как правило, мужского пола. А если я в духе, то способна украсить своим присутствием любое сборище – от байкерской тусовки до чинных посиделок бабулиных подружек.
С утра пораньше хорошее настроение у меня имелось, но оно как-то быстро испарилось. И не потому, что солнышко уже припекало.
– Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья! – провозгласила моя Тяпа.
– А кроме них, тут лишь подруги, – вздохнула Нюня.
Высказанное неуверенным тоном, это замечание тем не менее било не в бровь, а в глаз. У бассейна расположились исключительно дамы. Десять девушек и ни одного юноши!
– К сожаленью, на десять девчонок нету в Греции вовсе ребят! – с откровенным сожалением напела мне Тяпа. – Если считать с тобой, Тань, то на одиннадцать.
Я приспустила на нос темные очки и поверх них просканировала взором бассейн и примыкавшие к нему территории острым взором многократной чемпионки двора по игре в прятки.
Теоретически, мужчины могли удалиться на перекур по сень олив и магнолий либо сгруппироваться у стойки бара. Я воодушевилась было, высмотрев торчавшее из-за кипарисового ствола гладкое мускулистое колено, но при внимательном рассмотрении оно оказалось частью статуи дискобола.
– Не нравится мне это, – пробормотала Нюня.
Тяпа тут же сказала, что ей тоже гораздо больше нравятся атлеты из плоти и крови.
Я покачала головой.
Нам с Нюней не нравился сам факт абсолютного отсутствия кавалеров при наличии немалого