лотками.

Антония шла, опустив голову. Никто не узнал бы в ней чопорную компаньонку Кассандры Демарест. Даже погруженная в печаль, этим утром она казалась земным ангелом.

Они подошли к ближайшему от дома Демареста выходу из Гайд-парка, и Антония неохотно замедлила шаг. Боже праведный, если ей так отчаянно хотелось остаться, почему же она ответила отказом? Николас не стал бы упрекать ее, если бы она вдруг передумала.

Напротив поворота на Керзон-стрит они остановилась под конским каштаном. Николасу страстно хотелось проводить Антонию до дверей дома, но это было невозможно.

Она повернулась к нему. Рейнло приготовился к краткому прощанию, но Антония задержала на нем взгляд, словно пыталась запомнить каждую черточку его лица.

— Поцелуй меня, Николас, — прошептала она.

— Черт возьми, Антония, — прорычал Рейнло. — Что ты со мной делаешь!

В ее глазах блестели слезы.

— Пожалуйста. Я люблю…

У Николаса замерло сердце.

Любит?

Он словно обратился в камень. Затаил дыхание.

Если Антония его любит…

Она прерывисто вздохнула и продолжила тихим дрожащим голосом:

— Я люблю, когда ты меня целуешь. Ты целуешь меня так, будто мир перестанет существовать, если ты остановишься. В эти мгновения я чувствую себя самой желанной женщиной во Вселенной.

Горькое разочарование охватило Рейнло. Он не хотел, чтобы Антония его любила. Он знал: любовь — бессмысленное и опасное чувство. Ему не нужна ничья любовь, а тем более любовь женщины, которая решила его бросить.

Великое множество других женщин клялись, что любят его. Рейнло потерял счет бурным сценам, которые закатывали его любовницы, с неизбежными жаркими заверениями в любви.

Антония не закатывала бурных сцен. Антония просто не любила его. Проклятие!

— Так только мои поцелуи вызывают у тебя подобное чувство? — резко бросил Николас. — Должно быть, я теряю форму.

Щеки Антонии вспыхнули румянцем.

— Ну и остальное тоже. — Она робко улыбнулась. — Однако мне придется удовольствоваться поцелуем.

Николас не стал медлить, ведь Антония могла и передувать. Стремительно, властно, он схватил ее в объятия и прижался губами к ее губам.

У нее вырвался тихий стон, когда Рейнло впился в ее прикрытые губы, его язык проник во влажную глубину ее рта, яростно, страстно, словно желая завладеть ее душой.

Он силился обуздать себя, чтобы наказать Антонию наслаждением. Но когда она выгнулась дугой, обвила руками его шею и ответила на поцелуй, Николас не смог совладать с собой. Ему следовало бы догадаться, что любая попытка покорить Антонию обречена на провал. Слишком силен был пожиравший его голод. Рейнло снова и снова пытался помериться силами с этой женщиной и ни разу не одержал победы. Он лишь все глубже погружался в темную бархатистость, где существовала одна лишь Антония, жар ее тела, страстный призыв ее губ.

Как она могла отказаться от такого чуда? Это казалось чистым безумием.

Николас закрыл глаза и, отбросив капюшон Антонии, зарылся пальцами в ее спутанные белокурые локоны. Он целовал ее исступленно, жадно, словно пил драгоценную влагу из источника жизни. Он сжимал ее в объятиях, мечтая, чтобы это длилось вечно. Сейчас Антония всецело принадлежала ему, пусть всего мгновение. Он желал насладиться сполна этим кратким мигом.

Наконец Антония отстранилась. Медленно, неохотно, но решительно.

— Нет… — Рейнло и думать забыл о гордости.

— Я должна идти, — надломленным голосом произнесла Антония.

Вместо того чтобы отвернуться, она подняла руку к лицу Николаса и жадно вгляделась в его черты. Сердце Рейнло мучительно сжалось.

— Так иди, — хрипло отозвался он, выпуская Антонию из объятий.

Грудь его пронзило болью. Жалкий глупец, он воображал, будто, поцеловав Антонию, обретет над ней власть. Какая нелепость! Теперь он чувствовал себя псом, которого хозяин пнул сапогом в ребра.

— Прощай, Николас, — прошептала Антония, отворачиваясь.

— Нет, подожди. — Рейнло схватил ее за руку. — Еще один поцелуй.

— Ты же знаешь, что твои поцелуи лишают меня способности думать. Мне нужно…

— Антония?

Мужской голос, донесшийся с улицы, показался поглощенному спором Николасу окликом из другого мира.

— Какого дьявола?

Резко обернувшись, Рейнло увидел перед собой знакомую фигуру.

Антония застыла словно мраморное изваяние.

Николас слишком долго удерживал ее. А может быть, ей не следовало покидать его дом. Там она была бы в безопасности. Здесь же он не мог ее защитить. Рейнло едва сдержал желание подхватить Антонию на руки и убежать.

Подошедший даже не взглянул на Рейнло. Он не сводил глаз с Антонии, словно увидел перед собой привидение.

— Антония, мне сказали, что ты умерла, — сдавленно пробормотал он.

Антония медленно перевела взгляд на окликнувшего ее мужчину. В глазах ее застыла обреченность — казалось, она готовится взойти на эшафот, где уже ждет палач с занесенным топором.

— Джонни, — безжизненным голосом прошептала она.

Прошло десять лет с тех пор, как Антония оставила Джонни Бентона, но она тотчас его узнала. Он уже не был прекрасным Адонисом из девичьих грез, но все еще отличался восхитительной красотой. Сердце Антонии бешено заколотилось, однако, не от восторга, а от ужаса. И от бессильного гнева. Несмотря на все ее предосторожности и уловки, Джонни с легкостью отыскал ее.

— Антония…

Бентон ошеломленно повторял ее имя, не в силах двинуться с места. Казалось, он не верит собственным глазам. Едва ли он заметил, что ее спутник — один из самых отъявленных распутников во всей Англии, и появление с ним на улице в этот ранний час могло означать лишь одно: она провела ночь его постели.

У Антонии мелькнула отчаянная мысль: не прикинуться ли ей незнакомкой? Джонни не видел ее десять лет, из достоверных источников ему известно, что она умерла.

Но довольно было одного взгляда на изумленное лицо Бентона, чтобы понять: обмануть его не удастся. Антония не слишком сильно изменилась за минувшие годы. Вдобавок Джонни застал ее врасплох, без уродливой маски компаньонки. Она с тоской подумала о невзрачном платье, кружевном чепце и темных очках, забытых в спальне.

Антония почувствовала себя зверьком, угодившим в ловушку. Казалось, самый ужасный ее кошмар вдруг обернулся явью. Расставание с Николасом раскололо ее душу надвое. Теперь же она лицом к лицу столкнулась с мужчиной, разрушившим ее жизнь.

Джонни стоял неподвижно, словно в трансе. Его оцепенение не было наигранным, хотя и выглядело неестественно. В семнадцать лет Антония воображала, будто страсть Джонни к театральным