Лицо Рейнло исказилось от ярости, но в следующий миг вновь приняло холодное надменное выражение. Однако за минувшую ночь Антония слишком хорошо узнала Николаса, чтобы его напускное безразличие ввело ее в заблуждение. Она не хотела причинять ему боль. И все же, сама того не желая, ранила его. Антония ненавидела себя за это и мечтала избавиться от ощущения вины. Когда-нибудь она еще посмеется, что вообразила, будто задела его чувства. Можно подумать, у него есть чувства.

Но соблазнительный красавец Рейнло, умеющий ловко вертеть людьми, мог быть иным, тонким и нежным. Возможно, лучшая часть его существа навсегда останется в тени. Однако в душе Антония знала: этот человек существует.

Издав нетерпеливый возглас, Николас отвернулся.

— Что ж, как хочешь.

Притворившись, что не замечает Антонию, он принялся одеваться, будто ее и не было в комнате. Окинув его взглядом, полным безысходной тоски, она в тягостной, зловещей тишине оделась и набросила на плечи накидку. Розовый шелк платья измялся, волосам требовалась расческа. Оставалось только надеяться, что ей удастся пробраться в свою спальню незамеченной, не столкнувшись с любопытными слугами. Антония решила уложить волосы в экипаже по дороге домой.

Когда она повернулась к Николасу, глаза ее были сухими. Ее отчаяние было сильнее слез.

Антония нервно облизнула губы. Взгляд Николаса задержался на ее лице. Она ожидала, что Рейнло отпустит какую-нибудь колкость, но тот лишь поднял свою шляпу и направился к дверям спальни. Он отворил дверь картинным жестом, от которого у Антонии больно сжалось сердце.

То было прощание. Разве не этого она хотела? Так почему же пройти последние несколько шагов оказалось так мучительно трудно?

Антония расправила плечи и набрала в грудь побольше воздуха. Ей и раньше приходилось совершать невозможное, превозмогать боль вопреки всему. Справится она и сейчас.

Даже если ей кажется, что она умирает.

И все же, направляясь к двери, она с трудом передвигала ноги.

Поравнявшись с Николасом, Антония нерешительно замерла. Неужели она никогда больше его не увидит? Эта мысль оказалась ей невыносимой.

Застывшее лицо Николаса не выражало чувств, словно лицо незнакомца. Лишь в черных глазах его полыхало пламя гнева. Антонии впору было ужаснуться, но за яростью Николаса она разглядела опустошенность и смятение.

Зная, что совершает ошибку, она протянула дрожащую руку и коснулась плеча Николаса.

Рейнло вздрогнул, словно ощутил огненную вспышку. Затем замер.

Сердце Антонии мучительно сжалось. Почему ее не оставляет чувство, что, покидая Николаса, она совершает великий грех? Непростительным грехом было прийти сюда.

Она с трудом заставила себя разомкнуть губы.

— Прощай, Николас.

Нахмурившись, он сжал ее руку.

— Я поеду с тобой.

Антония ошеломленно отпрянула. Ее охватил страх. Неужели Николас задумал затеять скандал? Нет, не может быть. Их связь была слишком мимолетной. Даже для маркиза Рейнло, записного повесы и распутника, это чересчур.

— Ты меня не слушал?

В дрожащем голосе Антонии ощущалось волнение — от прикосновения Николаса ее кожа пылала.

Губы Рейнло сжались в горькую линию.

— Я все слышал, мадам.

Он потянул Антонию за собой в коридор. Она послушно последовала за ним, не в силах сопротивляться.

— Я не отпущу тебя одну, без провожатого.

— Но ты не можешь… — беспомощно пролепетала Антония, хотя ее глупое, безрассудное сердце предательски забилось, предвкушая несколько минут наедине с Николасом в это ужасное утро.

Он продолжил тем же безжизненным голосом:

— Еще довольно рано. Нас никто не увидит.

Антония вздрогнула, как от боли. Последние слова Николаса прозвучали резко, словно удар хлыста. Ей захотелось возразить, заявить, что она с легкостью доберется до дома одна. Но ей не хватило сил.

Антония посмотрела на Николаса. Он явно ожидал, что она откажется от его сопровождения. Коротко кивнув, она направилась к лестнице.

— Спасибо.

Рейнло без труда нашел наемную карету. Сидя рядом с ним, Антония замкнулась в угрюмом молчании.

Николас поборол желание заговорить, потребовать объяснений, настоять на том, чтобы Антония изменила решение. Он ни разу в жизни не делал предложения, и теперь, когда единственная женщина, которую он просил стать его женой, высокомерно отказала ему, почувствовал себя оскорбленным, униженным.

Гордость маркиза, потерпевшая столь чувствительный урон, не позволяла ему умолять Антонию передумать. Он просил мисс Смит остаться с ним в роли любовницы или жены, но она отказалась.

Что ж, ну и черт с ней. Поделом ей.

Но, бросив украдкой взгляд на Антонию, дрожавшую рядом с ним в обшарпанном экипаже, Николас понял, что не желает ей зла. Ему захотелось обнять ее и утешить, заверить, что все будет хорошо.

Хотя, разумеется, он не ждал от будущего ничего хорошего. Черт возьми, а что, если Антония уже носит его ребенка? «Хорошо бы», — злорадно подумал он, чувствуя себя последним мерзавцем. Возможно, тогда Антония не решилась бы так поспешно ответить отказом на его предложение.

Ничего, она еще придет к нему умолять избавить ее от бесчестья.

Однако в душе Рейнло знал: Антония не станет просить его о помощи. Он никогда еще не встречал такой гордой женщины. Она ни за что не стала бы унижаться перед любовником, как бы тот ни стремился спасти ее.

Карета подъехала к парку, и Антония заговорила, впервые с той минуты, как они покинули дом.

— Пожалуйста, остановимся здесь. Мне удастся избежать вопросов, если я приду отсюда.

— Я провожу тебя до дома, — упрямо возразил Николас, хотя вкрадчивый голос нашептывал ему: «Пусть поступает по-своему, если ей так хочется».

Повернувшись, Антония окинула Николаса пристальным взглядом. Ее лицо, наполовину скрытое капюшоном, казалось печальным и бледным.

— В этом нет нужды.

Николас угрюмо стиснул зубы.

— Нет, есть.

— Как пожелаете, — сдавленным голосом отозвалась Антония.

В тени капюшона он не мог видеть ее лица, но чувствовал, как она дрожит. Антония казалась такой же сокрушенной, как и он сам. Николас надеялся найти в этом утешение.

Но ему стало еще больнее.

Он громко постучал в крышу кареты. Экипаж остановился, резко накренившись. Николас соскочил с подножки, сжимая руку Антонии. Он бросил несколько монет вознице и повел свою спутницу через парк в сторону Керзон-стрит.

Холодный ветерок овевал его лицо, в густых кронах деревьев пели птицы. Утро дышало свежестью перед дневной суматохой большого города. Николас заметил несколько верховых на Роттен-Роу 2, но слишком далеко, чтобы различить всадников или чтобы всадники его узнали. Аллеи были безлюдны, а на улице уже показались первые торговцы со своими