Это так и есть!
Причём Берия видел все стороны атомной проблемы — от технических до военно-политических. С самого начала он рассматривал советское ядерное оружие как средство не ведения войны, а средство сдерживания. Недаром советские ядерные вооружения в первые годы своего существования находились под контролем не военных, а структур государственной безопасности, замыкавшихся на высшее политическое руководство.
В конце июня 1953 года Лаврентий Павлович Берия был арестован. А 1 июля 1953 года товарищ Берия Л. П., бывший заместитель Председателя Государственного Комитета Обороны тов. Сталина, бывший Первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, бывший член Президиума ЦК КПСС и бывший председатель Специального атомного комитета, пятый день находился в изоляции. И писал огромное письмо в ЦК — Георгию Маленкову.
Писал Берия о многом, фактически подводя итог тому, что успел он сделать за десятилетия честной работы на державу. Писал и вот о чём (ряд грамматических ошибок и т. п., объясняемых состоянием Берии, исправлены мной здесь и далее без оговорок):
«… О собо должен отметить нашу совместную активную многолетнюю работу в Специальном Комитете при Совете министров по созданию атомного оружия, а позже по системам «Комета» и «Беркут» — управляемых снарядов. Никогда не забывал я твое большое товарищеское человеческое отношение ко мне, когда я по известным тебе причинам в подавленном настроении вылетал в 1948 г. в район Семипалатинска Казахской ССР где, как известно, успешно завершилось испытание атомного оружия. (Берия допустил описку — испытание РДС-1 состоялось 29 августа 1949 г. —
Как тебе хорошо известно, а последнее время — и т-щу Булганину Н. А., организации, контролируемые Специальным комитетом, Первое и Второе Главные управления и их предприятия и научно-технические силы, лаборатории, конструкторские бюро и институты представляют колоссальнейшее достижение, это гордость нашей страны. Я тебе вскользь докладывал и поручил составить для Правительства подробный доклад о состоянии наших атомных дел. Уже в этом году должны произвести несколько взрывов, в том числе одной модели сверхмощной, равной 250–300 тысячам тонн тротила».
К лету 1953 года в СССР уже было освоено первое серийное производство атомных авиационных бомб и заканчивались работы по первой советской термоядерной (водородной) бомбе РДС-6с. Именно её Берия и имел в виду, когда писал о «сверхмощной модели». Причём подчеркну, что Берия выразился на этот счёт деликатно, не раскрывая «изюминки» «сверхмощной модели».
Упоминаемая в письме Берии система «Комета» — это проект сбрасываемой с самолёта-носителя дальней крылатой ракеты для поражения малоразмерных целей, включая корабли.
Система «Беркут», созданием которой в специальном КБ-1 руководили Павел Куксенко и Серго Берия, — это разрабатывавшаяся по личному заданию Сталина «абсолютная» система противовоздушной обороны Москвы на основе мощных систем обнаружения, захвата и сопровождения воздушных целей и авиационных и ракетных средств их перехвата и уничтожения.
То, о чём писал Берия, знали тогда в стране, кроме разработчиков, конечно, считаные люди. При этом среди посвящённых даже в 1953 году почти не было членов высшего руководства, кроме, разве что, Маленкова, Булганина и Первухина…
Того же Хрущёва, например, да и Молотова, Микояна и других Сталин к атомной и ракетной проблемам не привлекал — в том не было нужды. Но и формально посвящённые (исключая плотно работавшего в Специальном комитете Первухина) не очень-то интересовались текущим и перспективным состоянием дел — рабочую лямку тянули по «атомным» делам Берия, Курчатов, Ванников, Завенягин, а по ракетным делам — Берия, Устинов, Рябиков, Куксенко, Королёв…
Обращаю внимание читателя на следующие строки из письма Берии: «Я тебе (т. е. Маленкову. —
С одной стороны, Маленков, как многолетний член Специального комитета, а с марта 1953 года — и Председатель Совмина СССР, мог бы знать всё и без доклада Берии. То же можно сказать о Булганине.
С другой стороны, Берия, как видим, отдавал себе отчёт в том, что в новых условиях, когда нет Сталина, нельзя иметь такую ситуацию, когда члены высшего руководства не осведомлены об уровне разработок и состоянии наших новейших стратегических вооружений. Поэтому Берия и поручил составить для правительства подробный доклад «о состоянии наших атомных дел», а заодно — и ракетных.
Далее в письме Маленкову он писал:
«По «Беркуту» испытания закончены удачно. Теперь всё дело обеспечить производство в серии и соответствующими кадрами, и в этой области делается очень много соответствующими министерствами. Главное, на основе «Кометы» и «Беркута» есть колоссальные возможности дальнейших улучшений в области управляемых снарядов как в смысле точности, так и по скорости и дальности. Специальный доклад готовится для правительства. Это оружие надо двигать вперед, это настоящее будущее, которым надо вооружить армию нашей страны. США и Англия придают этому исключительное значение. Повторяю, всё это достигнуто потому, что этого хотели партия и правительство, но хотел сказать, и тут мы совместно работали…»
Через насколько дней, на антибериевском пленуме, Берию будут заочно обвинять в том, что он якобы скрывал от правительства и ЦК новые работы, однако на самом-то деле Берия действовал прямо противоположно. И это было залогом того, что важные оборонные проблемы Берия — если бы его не убили — выносил бы на общее рассмотрение и старался бы решать их коллегиально.
Хрущёв поступал иначе — впоследствии он, без привлечения экспертов, просто-таки
Даже ракетные проблемы в их оборонной постановке Хрущёв — заядлый энтузиаст «внедрения» ракет — решал не лучшим образом, как не лучшим образом он провёл сокращение Вооружённых Сил СССР.
Нельзя отрицать, что в области обороны Хрущёв имел достаточно верные приоритеты, а именно: он понимал необходимость всемерно развивать ракетно-ядерную компоненту Вооружённых сил, усиливая её сдерживающие качества, а при этом сокращать обычные вооружения. Но в жизнь эти принципы Хрущёв проводил с такими искажениями, что получал вместо положительных результатов негативные.
Так, с огромными социальными издержками было проведено сокращение армии на 1 миллион 200 тысяч человек. В среде офицеров тогда бытовала поговорка: «Суд чести — и миллион двести».
Если бы Берию не убили, то он — с его-то вниманием к интересам честных рядовых граждан страны — и реформу армии провёл бы без ломки многих тысяч человеческих судеб, и оборону оптимизировал бы.
В то же время вопросы обороны решались бы при Берии без того расточительства, которое стало характерным для времён Брежнева. Например, в брежневские времена неоправданно разбухла номенклатура как ракетного оружия — от стратегического до морского, так и номенклатура ядерного оснащения этого оружия. Здесь проявились те тенденции местничества и желание получить лишнюю Золотую Звезду или лауреатскую медаль, которые начали проявляться уже во времена позднего Хрущёва, а в брежневскую «эпоху» расцвели махровым цветом.
Берия, свернувший строительство даже народнохозяйственных объектов, которые не были нужны первоочередным образом, Берия, который вводил в жёсткие экономические рамки разбухшие запросы атомщиков, не позволил бы расходовать на оборону больше, чем того требовали интересы советского общества.
К середине «брежневских» 80-х годов за счёт послесталинских оборонных усилий — впервые в истории России и мира — была фактически ликвидирована угроза внешней агрессии против России. Такими
