самого что ни есть лиходейского вида. Сейчас вся эта орава с удивлением уставилась на меня. На стене около входа горел ночник, испуская в воздух столб душного дыма. Я повела носом — хозяева явно баловались дурманной травой, подмешивая ее в светильное масло. Глаза защипало, я сморгнула слезу. Вот ведь, ёжкин кот, положеньице. А рожи-то, рожи! Не иначе окаянники. Такого избытка разнообразных шрамов мне раньше видеть не приходилось. Неожиданно захотелось пожалеть калечных людишек, какую- нибудь помощь предложить, но еще одна затрещина обрубила мои благостные желания на корню.
— Поосторожней! — огрызнулась я для порядка.
Ответом мне послужил звонкий шлепок пониже спины, от которого я как-то сразу оказалась на середине горницы, прищелкнув каблуками сапог по грязным половицам.
— Так ей, Жох! — заржал один из лиходеев — одноглазый, с полотняной повязкой через лицо. — Покажи курочке, кто здесь главный.
— Фейн! — продолжал взывать человек-гора, не обращая внимания на подколку.
Молчание, воцарившееся с моим появлением, сошло на нет. За столами возобновились разговоры, смешки, сдвинулись чарки в застольном обряде.
— Давай ее к нам, — не унимался одноглазый. — Не обидим.
Угу, так я и поверила. Не хватало еще с хмельными людишками в разговоры вступать. Тут уж только одно и останется — выдернуть из-за голенища верный нож и… И что? Ринуться на супротивников, рубя их в капусту? Себя пырнуть, чтоб сразу ко мне интерес потеряли? Ну так финал будет одинаковый — что в лоб, что по лбу.
Из внутренней двери появилась подавальщица, встрепанная угрюмая старуха. Злобно глянула в мою сторону, скрюченные пальцы достали из-за пояса щепоть коричневого порошка, который через мгновение оказался ссыпан в светильную плошку. Лампа зачадила с удвоенной силой.
— Чего горло дерешь? — обратилась бабка к Жоху. — У себя атаман, отдыхает.
— Ха! — восхищенно ухмыльнулся человек-гора. — Когда только успел? Ну ничего, от такого подарочка он точно не откажется. Давай, курочка, пошевеливайся.
Злыдень махнул рукой в глубь горницы, где виднелась еще одна, прикрытая плотным куском мешковины дверь. Получить очередную затрещину мне не улыбалось, поэтому я пошла, куда велели, по дороге прикидывая, что с одним-то разбойником я справлюсь. Должна.
В спину мне свистели и улюлюкали, но рук никто распускать не спешил. То ли опасались моего охранника, то ли гнева неведомого Фейна.
За дверью оказался узкий темный коридорчик, его мы пересекли буквально в три шага. Жох одернул драпировку и втолкнул меня внутрь душной захламленной горницы. Видимо, именно здесь и хранилось все добро шайки. У стен кучами высились рулоны тканей, богатые, украшенные чеканкой доспехи, стояли разномастные сундуки, фигурные бутыли. А в центре горным плато возвышалась кровать. Когда-то, видимо, украшенная балдахином и прочими положенными ей по статусу штучками, она занимала место во дворце какого-нибудь вельможи. Тогда ее, наверное, укрывали шелковыми простынями и угольная грелка несла службу в ее изножии, а на прикроватном столике томно оплывала огромная свеча. Теперь же величественное ложе служило еще одной площадкой для кучи барахла.
Тряпье зашевелилось, и я наконец-то увидела Фейна.
Он был молод, лет двадцати, и красив той яркой глянцевой красотой, которой могут похвастать уроженцы юга. Казалось, его кудри хранят соленый запах моря. Смуглая гладкая кожа, обласканная солнцем, черные, как ягоды водяники, глаза, тонкий нос, выдающийся вперед подбородок и яркие, притягивающие взгляд губы, сейчас растянутые в довольной улыбке.
— Откуда ты здесь, чаровница? — обратился ко мне атаман таким глубоким голосом, что мне захотелось почесаться.
Ответил, как и следовало ожидать, человек-гора:
— Да вот, прибежала свою подругу искать. Про рутенский обоз расспрашивала…
Фейн задумчиво выбрался из постели, запахнул на груди шелковый халат, подмигнул мне и уселся на край кровати, картинно закинув ногу за ногу.
— Одна пришла? — будто пожурил меня непутевую атаман. — Очень опрометчиво.
— Не одна, — заступился за меня Жох. — С пацаном мелким. Я его часто на рынке видел. Видно, служка какой в замке.
— И где мальчишка?
— А он-то тебе зачем? — ластился увалень. — Я его прочь погнал, девку сграбастал — специально, чтоб ты потешился. Ты же у нас ходок известный.
Черные глаза метнули молнии.
— Пацана. Догнать. Быстро. До того, как он дружинников из замка приведет.
Громадный Жох испарился в мгновение ока.
— Иди сюда, милая… — Атаман дружески похлопал по постели, приглашая меня присесть рядышком. — В ногах правды нет.
Смуглые пальцы были так густо унизаны перстнями, что у меня в глазах рябило.
— Я лучше здесь постою, — пискнула я, борясь с тошнотой.
— Как знаешь… Значит, за товаркой пришла?
Я только кивнула, не видя смысла в многократном повторении одного и того же.
— А с чего ты решила, что она здесь?
Какой вопрос замечательный! И главное, чего это он мне в голову не пришел, когда я вслед за Томашиком по загаженным окраинам бродила?
— На постоялых дворах никто про рутенский обоз не слыхивал. А Бобыриха, что трактир у кожевенного ряда держит, сказывала, что на этом дворе может быть…
— А как зовут твою подруженьку?
— Стеша, — послушно ответила я. — Фигуристая такая молодуха, дородная.
Атаман в задумчивости потер мочку уха. Страх меня помаленьку отпускал. Может, еще все хорошо сложится, без насилий и увечий. Вон же, никто меня на ножи ставить не торопится, а наоборот, разговаривают так уважительно. Фейн оставил в покое ухо и теперь рассматривал свои пальцы с синеватыми лунками ногтей.
— У меня твоя пропажа, — наконец нарушил тишину атаман. — Могу встрече поспособствовать.
Я молчала. Если он чего-то от меня хочет, пусть первым выскажется. Суетиться сейчас с вопросами мне не резон. Однако как непроста моя рутенская знакомица оказалась! С лихими людишками дружбу водит…
— Щура! — Хозяин хлопнул в ладоши с такой силой, что я вздрогнула. — Поди сюда.
Старуха-подавальщица появилась на пороге.
— Рыженькую сюда приведи, — скомандовал ей атаман.
Бабка кивнула:
— Которую прикажете? Ружу?
— Нет, купчиху. Ну эту… Не помню, как зовут…
— Стеша, — подала я голос.
Подавальщица в мою сторону даже головы не повернула, зато Фейн радостно прищелкнул языком:
— Точно, Стешу. И поторопись.
Бабку будто ветром сдуло, а атаман повернулся ко мне:
— Здесь поговорите, а потом… — Хозяин одарил меня жарким взглядом. — Потом тебе придется со мной расплатиться.
Мне стало еще гаже, хотя, казалось бы, дальше некуда.
— А если я не захочу? — решила уточнить я для порядка. — Не с подругой говорить, а с тобой… Ну это самое…
— Не таких объезжал, — ухмыльнулся разбойник. — Люблю, когда кобылка с норовом.
Продолжить мысль ему не дали. В горницу, тяжело дыша, вломился Жох:
— Убег пацан, не смог я его отыскать.
На виноватца было больно смотреть. Человек-гора съежился чуть не в половину.